Игорь Князький - Нерон

Страсть к скачкам владела им с раннего детства. Хотя учителя пытались запретить ему постоянно говорить о скачках, он неустанно думал о них и только о них и вел разговоры. Однажды в цирке он стал свидетелем трагического происшествия: кони сбросили и проволокли по арене «зеленого» возницу, который при этом погиб. Маленький Нерон горько оплакивал смерть несчастного гонщика. Когда же учитель сделал ему замечание, то мальчик, поскольку ему запрещали чрезмерно увлекаться скачками, сказал, что плакал над судьбою Гектора — колесница влекла за собою тело несчастного возницы, как некогда Ахилл влачил убитого Гектора за своей колесницей.

Случай интересный вдвойне: в детстве Нерон был способен глубоко переживать чужую беду и жалеть трагически погибшего человека; в Троянской войне его симпатии при всей увлеченности эллинской культурой не на стороне греков-ахеян, но на стороне троянцев — ведь римляне их потомки! Потому-то Нерон и предпочитает Гектора Ахиллесу, наверняка действительно скорбя о его судьбе.

Увлечение Нерона скачками уже в сане цезаря подробно описано Светонием:

«…Став императором, он продолжал играть на доске маленькими колесницами из слоновой кости, и на все цирковые игры, даже самые незначительные, приезжал со своих вилл — сперва тайно, потом открыто, так что уже все знали, что в положенный день он будет в Риме. Он не скрывал намеренья увеличить число наград; поэтому заездов становилось все больше, скачки затягивались до вечера, и сами хозяева колесниц не соглашались выпускать своих возниц иначе, чем на целый день. Потом он и сам пожелал выступить возницей, и даже всенародно: поупражнявшись в садах, среди рабов и черного народа, он появился на колеснице перед зрителями в Большом цирке, и какой-то его вольноотпущенник с магистратского места подал знак платком к началу скачек»[119]

Нерону нравилось находиться в центре внимания, самому участвовать в любых состязаниях. Он увлекался не только театром, пением под кифару, непростым ремеслом возницы, но и атлетизмом. Римляне, как уже говорилось, не очень-то почитали атлетические упражнения в гимнасиях, предпочитая им оттачивание воинского мастерства на Марсовом поле. Нерон же был постоянным посетителем гимнасия. Причем появления его там вовсе не были скрыты от глаз окружающих. Автор знаменитого романа «Жизнь Аполлония Тианского» Флавий Филострат (170–244 гг.), рассказывая о пребывании в Риме известного философа-киника Деметрия, сообщает, что когда тот однажды посетил гимнасий, то видел там Нерона, который, будучи в одной набедренной повязке — дань римским приличиям, поскольку греки упражнялись в атлетизме нагишом, — громко распевая, демонстрировал свою ловкость в выполнении различных физических упражнений.[120]

Театр, цирк, гимнасий — их справедливо будет считать не местами развлечений Нерона, но полем реализации его истинно глубоких пристрастий, каковые в жизни молодого цезаря занимали главенствующее место. Эта сторона жизни Нерона не заслуживает осуждения или брезгливой иронии. Многое здесь способно скорее вызвать уважение и свидетельствует о немалых человеческих достоинствах, об определенной одаренности, способности долго и напряженно работать над собой, развивать свои способности, профессионально совершенствоваться. Наконец, редкой во все времена решимости быть выше предрассудков своего времени, своего традиционного круга. Последнее, правда, современники чаще всего склонны расценивать как попрание исконных нравственных устоев, достойных традиций предков. Римляне в этом вовсе не были исключением.

Рассказ о служении Нерона музам будет неполным, если не коснуться еще одной творческой сферы, в каковой Нерон не достиг столь значительного совершенства как в искусстве артиста, но которая также относилась к числу любимых его занятий — поэзии.

Публий Корнелий Тацит оценил поэтические увлечения Нерона не менее сурово, нежели его пристрастие к сценическим и цирковым выступлениям.

«Но желая прославиться не только театральными дарованиями, император обратился также к поэзии, собрав вокруг себя тех, кто, обладая некоторыми способностями к стихотворству, еще не стяжал себе сколько-нибудь значительной славы. Пообедав, они усаживались все вместе и принимались связывать принесенные с собою или сочиненные тут, же строки и дополнять случайные слова самого императора. Это явственно видно с первого взгляда на эти произведения, в которых нет ни порыва, ни вдохновения, ни единства поэтической речи. После трапезы уделял он время и учителям философии, дабы позабавиться спорами между отстаивавшими противоположные мнения. И среди них не было недостатка в таких, кто своим глубокомысленным видом старался доставить императору подобные развлечения».[121]

Тацит не осуждает Нерона за обращение к поэзии. Он не был первым цезарем, к ней обратившимся. Известно, что стихи писал и сам божественный Август. Тиберий писал стихи и по-латыни, и по-гречески. Образцом поэзии для него служили стихи александрийских поэтов, а известно, что александрийский поэтический стиль почитался наиболее изысканным. Славились александрийские поэты и своей ученостью. За Нероном же Тацит никаких поэтических дарований не признает, полагая стихи императора всего лишь плодами стихоплетства его не шибко-то одаренных приятелей, складывающих некоторое стихотворное подобие на основе случайных слов псевдопоэта-императора.

Мнение Тацита не разделял Светоний, уверенно писавший, что Нерон «обратился к поэзии, сочиняя стихи охотно и без труда. Не правы те, кто думает, будто он выдавал чужие сочинения за свои: я держал в руках таблички и тетрадки с самыми известными его стихами, начертанными его собственной рукой, и видно было, что они не переписаны с книги или с голоса, а писались тотчас, как придумывались и сочинялись, — столько в них помарок, поправок и вставок. С немалым усердием занимался он также живописью и ваянием».[122]

Светоний имел доступ к императорским архивам, использовал их и потому его суждение представляется справедливым и обоснованным в отличие от явно предвзятой тацитовской оценки поэтического творчества Нерона.

Значит, Нерон был поэтом. Но насколько хорошим — легко и охотно можно сочинять и слабые стихи, каковые никакие поправки и вставки не спасают, — мы не знаем, поскольку сочинения его не сохранились за исключением немногих случайных обрывков, а современники и римские авторы позднейшей эпохи, знакомые с творчеством Нерона, часто были к нему предвзяты. Уверенно можно утверждать, что стихи Нерона пользовались достаточной известностью. В биографии цезаря Вителлия Светоний рассказывает, как, овладев Римом, новый император сначала совершил поминальные жертвы по Нерону, а затем во дворце «на праздничном пиру, наслаждаясь пением кифареда, он при всех попросил его исполнить что-нибудь из хозяина (дворец был построен для Нерона), и когда тот начал песню Нерона, он первый стал ему хлопать, и даже подпрыгивал от радости».[123]