Маргарита де Валуа - Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы

Бюсси, которого Господь оберег чудесным образом от этой опасности, происшествие, казалось, не взволновало. Его душа не была чувствительна к страху, и рожден он был, чтобы наводить ужас на своих врагов, приносить славу своему господину и быть надеждой своих друзей. По возвращении в свой дом он внезапно подумал о беспокойстве, в котором пребывает его господин, если новость об этой стычке дошла до него в недостоверном виде. В опасении, что герцог Алансонский может попасть в сети своих врагов, что, несомненно, и случилось бы, если бы королева моя мать его не удержала, он срочно отправил [в Лувр] одного из своих людей, который и рассказал моему брату всю правду о произошедшем. Как только наступил день, Бюсси, не опасаясь своих врагов, отправился в Лувр с таким храбрым и счастливым видом, словно это покушение было турниром для удовольствия. Брат мой, обрадовавшийся встрече с ним, но вместе с тем раздосадованный и полный жажды мести, особенно переживал, рассматривая все как свое собственное оскорбление, поскольку его хотели лишить самого благородного и самого храброго слуги, которого только мог иметь принц, прекрасно осознавая, что Ле Га напал на Бюсси, поскольку не осмелился бы тронуть его самого.

Королева моя мать, самая осторожная и благоразумная государыня, каких больше не было, понимала, кто является источником этих событий, и, предвидя, что они способны поссорить обоих ее сыновей, посоветовала моему брату, герцогу Алансонскому, используя любой предлог, на время удалить Бюсси от двора. На что мой брат дал согласие, поскольку и я умоляла его сделать это, предвидя также, если Бюсси останется, Ле Га всегда использует [73] его в своей игре и посредством лжи осуществит свой опасный замысел, заключающийся в поддержании ссоры моего брата и моего мужа, в чем названный Ле Га уже преуспел прежде. Бюсси, выполнявший любую волю своего господина, отбыл в сопровождении самого лучшего дворянства двора, служившего моему брату.

Где-то в это же время однажды ночью я увидела, что король мой муж почувствовал огромную слабость, из-за чего в течение часа находился без сознания (что являлось следствием, и я уверена в этом, его активных отношений с женщинами, ибо я не нашла иных объяснений). Во время болезни я прислуживала и ухаживала за ним, как велел мне мой долг (в результате он остался так доволен мной, что всем расхваливал меня, говоря, что если бы я не заметила его слабость и быстро не позвала на помощь своих дам и его свитских людей, он бы умер). По этой причине я стала ему много дороже, и, наконец, его дружба с моим братом вновь возобновилась. Оба они всегда ценили то, что я была причиной их добрых отношений, подобно тому, что мы видим во всех природных вещах, особенно у расчлененных змей, когда некий естественный эликсир соединяет и сращивает их разделенные части.

Удаление Бюсси никак не повлияло на Ле Га, который продолжал с упорством вынашивать свой первоначальный и опасный план, изыскивая какой-нибудь новый способ разлучить меня и короля моего мужа. Он внушил королю [Франции], который незадолго до этого (по наущению все того же Ле Га) удалил из окружения королевы, своей венценосной супруги, очень доброй и добродетельной государыни [362], ее одну фрейлину – м-ль де Шанжи (которую королева особенно любила и с которой вместе росла) [363], чтобы он [74] обязал короля моего мужа проделать то же самое в отношении моей самой любимой фрейлины – м-ль де Ториньи – под надуманным предлогом, что де не стоит оставлять при молодых королевах девушек, с которыми их связывает столь нежная дружба.

Король, склонившись на сторону этого дурного человека, несколько раз говорил на эту тему с моим мужем, который отвечал ему, что он хорошо знает, какое крайнее неудовольствие я испытаю: так как я привязана к Ториньи, значит, у меня есть к тому основания. Кроме того, что она воспитывалась вместе с моей сестрой – королевой Испании [364] и была подругой моего детства, м-ль де Ториньи отличается большой рассудительностью и в особенности оказала ему важные услуги во время его заключения в Венсеннском лесу. Он проявил бы неблагодарность, если бы забыл об этом. Наконец, прежде он видел, что и Его Величество был весьма к ней благосклонен. Не единожды мой муж защищался такими объяснениями. Ле Га, упорно продолжая настраивать короля, через него [однажды] довел до сведения короля моего мужа, что король перестанет его любить, если наутро он не прикажет мне удалить Ториньи. Мой муж был вынужден согласиться, как он мне признался позже, с большим сожалением, попросив меня отослать мою фрейлину [365].

Мне стало так горько, что я не смогла удержаться от слез, когда объясняла ему, какое неудовольствие мне доставит эта ситуация, показывая, что сильно удручена не столько приказом удалить от двора даму, которая с моих детских лет всегда верно служила мне, и каждому известно, как я ее любила, сколько опасением, что ее отъезд приведет к ущербу моей репутации. Мой муж не смог принять мои доводы, поскольку пообещал королю причинить мне это неудовольствие, и Ториньи уехала в тот же [75] день, отправившись к одному своему кузену – г-ну де Шастела [366]. Я чувствовала себя настолько оскорбленной таким недостойным поведением, впрочем, как и всеми предшествующими событиями, что, не в силах сопротивляться правому горю, которое я переживала (и которое лишило меня осторожности, погрузив в печаль), я перестала заставлять себя искать общества моего мужа. Таким образом, усилия Ле Га и мадам де Сов, с одной стороны, делали его безразличным ко мне, с другой – я сама отдалилась от мужа: мы больше не спали вместе и перестали разговаривать.

Несколько дней спустя добрые советники короля моего мужа дали ему понять, что существует злобный замысел, который ведет его к краху (поссорив его с моим младшим братом и со мной, его разделили с теми, на чью поддержку он должен полагаться, затем, чтобы после низвести его и не принимать во внимание, тем более что король уже не выказывал ему большого расположения и игнорировал). Эти советники заставили его поговорить с моим братом, положение которого после отъезда Бюсси не изменилось в лучшую сторону, ибо Ле Га постоянно чинил ему новые оскорбления. Оба они знали, что пребывают в равном положении при дворе, удаленные от фавора, и что Ле Га единственно заправляет всем, а они вынуждены просить его передавать их просьбы королю. И если они чего-либо просят, то им отказывают с презрением; если кто-либо появляется в их окружении, то вскоре оказывается в опале и подвергается тысячам испытаний, которые [тем самым] навлекает на себя. Поэтому, видя, что их ссора ведет к падению обоих, они решили объединиться вновь и покинуть двор, дабы, окружив себя друзьями и слугами, потребовать от короля достойного положения и обращения, в соответствии с их рангом. Мой брат до сих пор не имел собственного апанажа [367] и довольствовался единственно некоторыми пенсионами, плохо выплачиваемыми, которые он получал тогда, когда это было угодно Ле Га. Что касается короля [76] моего мужа, то он не играл никакой роли в своем губернаторстве в Гиени, не имея даже разрешения для поездки туда, равно как и в свои собственные владения [368].