Д. Самин - 100 великих вокалистов

В 1855 году Аделина, полностью прекратив концертные выступления, занялась изучением итальянского репертуара со Стракошем, мужем старшей сестры. Он был ее единственным, не считая брата, вокальным педагогом. Вместе со Стракошем она подготовила девятнадцать партий. Тогда же Аделина у сестры Карлотты обучалась игре на фортепиано.

"24 ноября 1859 года явилось знаменательной датой в истории исполнительского искусства, — пишет В.В. Тимохин. — В этот день аудитория нью-йоркской музыкальной академии присутствовала при рождении новой выдающейся оперной певицы: Аделина Патти дебютировала здесь в «Лючии ди Ламмермур» Доницетти. Редкой красоты голос и исключительная техника артистки вызвали шумные овации публики. В первом сезоне она с огромным успехом поет еще в четырнадцати операх и вновь совершает поездку по американским городам, на сей раз вместе с видным норвежским скрипачом Уле Буллем. Но Патти казалась недостаточной слава, обретенная в Новом Свете; молодая Девушка устремилась в Европу, чтобы там бороться за право называться первой певицей своего времени.

14 мая 1861 года она предстает перед лондонцами, до отказа заполнившими театр «Ковент-Гарден», в роли Амины («Сомнамбула» Беллини) и удостаивается триумфа, который ранее здесь выпадал на долю, пожалуй, только Пасты и Малибран. В дальнейшем певица познакомила местных любителей музыки со своей интерпретацией партий Розины («Севильский цирюльник»), Лючии («Лючия ди Ламмермур»), Виолетты («Травиата»), Церлины («Дон Жуан»), Марты («Марта» Флотова), сразу же выдвинувших ее в ряды артисток с мировым именем.

Хотя впоследствии Патти неоднократно объезжала многие страны Европы и Америки, именно Англии посвятила она большую часть жизни (окончательно обосновавшись там с конца 90-х годов). Достаточно сказать, что на протяжении двадцати трех лет (1861—1884) с ее участием регулярно проходили спектакли в «Ковент-Гарден». Никакой другой театр не видел на своей сцене Патти в течение столь длительного срока".

В 1862 году Патти выступила в Мадриде и Париже. Аделина сразу же сделалась любимицей французских слушателей. Критик Паоло Скюдо, останавливаясь на ее исполнении роли Розины в «Севильском цирюльнике», отмечал: «Увлекательная сирена ослепила Марио, оглушила его щелканьем своих кастаньет. Разумеется, при таких условиях ни о Марио, ни о ком другом не может быть и речи; все они стушевались — поневоле говорится об одной лишь Аделине Патти, о ее грации, молодости, чудном голосе, изумительном инстинкте, беззаветной удали и, наконец… о ее мине избалованного ребенка, которому было бы далеко не бесполезно прислушаться к голосу беспристрастных судей, без чего ей вряд ли удастся дойти до апогея своего искусства. Всего больше надо ей остерегаться восторженных похвал, какими готовы засыпать ее дешевые критики — эти естественные, хотя и добродушнейшие враги общественного вкуса. Похвала подобных критиков хуже их порицания, но Патти настолько чуткая артистка, что, без сомнения, не затруднится найти среди приветствующей ее толпы голос сдержанный и беспристрастный, голос человека, который все приносит в жертву истине и готов высказать ее всегда с полной верой в невозможность запугать несомненный талант».

Следующим городом, где Патти ждал успех, стал Петербург. 2 января 1869 года певица спела в «Сомнамбуле», а затем были выступления в «Лючии ди Ламмермур», «Севильском цирюльнике», «Линде ди Шамуни», «Любовном напитке» и «Доне Паскуале» Доницетти. С каждым спектаклем росла известность Аделины. К концу сезона публика признала в ней неповторимую, неподражаемую артистку.

П.И. Чайковский писал в одной из своих критических статей: «…г-жа Патти по всей справедливости занимает уже много лет кряду первое место между всеми вокальными знаменитостями. Чудный по звуку, большой по растяжению и по силе голос, безупречная чистота и легкость в колоратуре, необыкновенная добросовестность и артистическая честность, с которой она исполняет каждую свою партию, изящество, теплота, элегантность — все это соединилось в этой изумительной артистке в должной пропорции и в гармонической соразмерности. Это одна из тех немногих избранниц, которые могут быть причислены к ряду первоклассных из первоклассных артистических личностей».

На протяжении девяти лет певица постоянно приезжала в столицу России. Выступления Патти вызвали разноречивую оценку критики. Петербургское музыкальное общество разделилось на два лагеря: поклонников Аделины — «паттистов» и сторонников другой известной певицы, Нильсон, — «нильсонистов».

Пожалуй, наиболее объективную оценку исполнительскому мастерству Патти дал Ларош: «В ней подкупает соединение необыкновенного голоса с необыкновенным мастерством вокализации. Голос действительно вполне исключительный: эта звонкость высоких нот, этот огромный объем верхнего регистра и в то же время эта сила, эта почти меццо-сопранная густота нижнего регистра, этот светлый, открытый тембр, в то же время легкий и округленный, все эти качества вместе составляют нечто феноменальное. О мастерстве, с каким Патти делает гаммы, трели и так далее, было так много говорено, что я не нахожу тут ничего прибавить; замечу только, что едва ли не самой большой похвалы достойно то чувство меры, с которым она исполняет только трудности, доступные голосу… Экспрессия ее — во всем, что легко, игриво и грациозно, — безукоризненна, хотя даже в этих вещах я не нашел у нее той полноты жизни, какая встречается иногда у певиц с менее великими голосовыми средствами… Несомненно, что ее сфера ограничена легким и виртуозным жанром, и культ ее как первой певицы наших дней доказывает только то, что публика выше всего ценит именно этот жанр и за него готова отдать все остальное».

1 февраля 1877 года состоялся бенефис артистки в «Риголетто». Никто не думал тогда, что в образе Джильды она последний раз предстанет перед петербуржцами. Накануне «Травиаты» артистка простудилась, а к тому же неожиданно пришлось заменить основного исполнителя партии Альфреда на дублера. Муж певицы, маркиз де Ко, требовал, чтобы она отменила спектакль. Патти, после долгих сомнений, решила петь. В первом антракте она спросила мужа: «Все-таки, кажется, я сегодня пою неплохо, несмотря ни на что?» «Да, — отвечал маркиз, — но, как бы это сказать подипломатичнее, я, бывало, слышал тебя и в лучшей форме…»

Ответ этот показался певице недостаточно дипломатичным. Разгневавшись, она сорвала с себя парик и бросила его в мужа, выгнав его из гримерной. Потом, слегка придя в себя, певица все же довела спектакль до конца и имела, как обычно, шумный успех. Но простить супругу его откровенности не могла: вскоре ее адвокат в Париже вручил ему требование развода. Эта сцена с мужем получила широкую огласку, и певица надолго покинула Россию.