История русской балерины - Волочкова Анастасия
Я преклоняюсь перед Наталией Михайловной за отношение к ее педагогу Агриппине Яковлевне Вагановой. Случилось так, что в Мариинском театре против Вагановой ученицы организовали почти заговор, Наталья Михайловна была единственной из них, которая не только не пошла против, но и встала на защиту любимого учителя. А вот что сама Агриппина Яковлевна писала о своей ученице: «Дудинская достигла тех высот, в которых превосходит большинство балерин. Заражающая всех энергия, подъем в работе Тали Дудинской незабываемы и на сегодняшний день. Ее появление в классе совершенствования артистов вдохновляет, и больше всех – меня. При замечаниях-поправках нет такого штриха в ее исполнении, который она пропустила бы мимо ушей. Это артистка, обожающая свое искусство и относящаяся к нему с глубоким уважением, – вот в чем секрет ее огромных достижений в танцах. Она горит, когда творит на сцене».
Больше всего от своих педагогов Наталии Михайловны Дудинской и Инны Борисовны Зубковской я перенимала так называемые «уроки жизни». Балету может научить любой хороший профессионал, а вот бороться в жизни с собой и своими недостатками – только очень сильный, талантливый и неординарный человек. Например, показать и передать механизм реакции на неожиданные и негативные события. Ведь если что-то происходит не так, как хочется, не надо воспринимать ситуацию негативно. Не нужно от нее бежать и прятаться, наоборот, лучше остановиться, преодолеть свой страх, принять бой, осознать, что, может, ты что-то делаешь неправильно, и такая ситуация – всего лишь возможность измениться.
Мне, например, свойственно не по одному разу пересматривать свои поступки, снова и снова анализировать произошедшие события, пытаться найти логическую связь между разными ситуациями. Каждый раз, когда происходит что-то негативное, я начинаю вспоминать, за какие свои действия могла получить такое возмездие. Мой духовный отец Борис называет это мое свойство самоедством. И я, действительно, стараюсь обрести в жизни спокойствие и равновесие, потому что невозможно все время бросаться из крайности в крайность: то пилить себя бесконечно, то неожиданно уверовать в собственную непогрешимость. Последнее, правда, случается очень редко. И я понимаю, что впадать в крайности вообще характерно для русского человека, поэтому меня в последнее время так притягивает восточная философия. Она, как мне кажется, учит находить некую точку равновесия и дает умение погружаться в себя, властвовать над своими эмоциями и поступками.
* * *Кспектаклю «Жизель» имеет отношение еще одна история, которая стала апогеем моих злоключений после ухода из Большого театра, но сегодня вспоминается чуть ли не как смешной эпизод. Моим первым благотворительным концертом после увольнения как раз стал спектакль «Жизель». Я отлично помню, что он состоялся двадцать девятого сентября на сцене Большого драматического театра в Петербурге. А накануне спектакля мне позвонила главный редактор журнала «Vogue» и предложила фотосъемку, причем разрекламировала само действо как нечто совершенно исключительное: мол, мои фото будут и на обложке, и на одном развороте с Джонни Деппом. Я просила ее провести съемку как можно раньше, потому что мне тяжело будет танцевать, если я прилечу в Петербург в день спектакля. Но она строго сказала, что время изменить нельзя, поскольку специально из Лондона приезжает фотограф буквально на несколько часов. Надо сказать, она была очень убедительна, и я наивно ей поверила.
И вот меня подвесили над сценой на пятиметровой высоте в брезентовых зашнурованных шортах, привязанных к канату, в невообразимом наряде с шляпкой, да еще и петлей на шее, поскольку по сценарию я изображала девушку, погибшую от несчастной любви к пирату (то есть к Джонни Деппу). Я только и думала о том, как бы побыстрее закончилась эта съемка. Между тем «модный фотограф из Лондона» вдруг неожиданно удалился из зала со словами: «Подождите пять минут, пожалуйста…» И эти пять минут превратились в десять, пятнадцать, двадцать… А потом ушли все. Совсем все. А я осталась висеть на той самой пятиметровой высоте в гордом одиночестве. В завершение всего на галерке упал софит, и в зале начался небольшой пожар.
Что я пережила в тот момент, страшно представить! Судебный процесс с Иксановым уже был в самом разгаре, меня чуть не каждый день донимали звонками с угрозами. В общем, я решила, что таким оригинальным способом меня просто хотят убить, инсценировать если не повешение, то просто гибель при пожаре. А потом объявят о несчастном трагическом случае, произошедшем во время фотосъемки. И я так живо все это себе представила, что уже действительно приготовилась отдать богу душу и начала читать последнюю свою молитву. Правда, веревку с шеи я все-таки скинула, чтобы хоть этим нарушить план злопыхателей, затеявших эту инсценировку!
И в эту минуту на канате спускается девушка-циркачка и говорит мне: «Анастасия, это программа „Розыгрыш“». А я в то время жила в такой паранойе, что даже не могла помыслить ни о каком розыгрыше, да к тому же телевизор я вообще редко смотрю, а тогда тем более не смотрела и не знала, что вообще есть такая программа. Единственное, что я смогла пролепетать: «Как отсюда можно поскорее выбраться?» И уже потом только меня опустили на сцену, прибежали люди с цветами, извинениями и поздравлениями. И после такого стресса на следующий день я танцевала «Жизель». С другой стороны, уже гораздо позже, когда я посмотрела сюжет программы «Розыгрыш» с моим участием на экране, то смеялась над своей реакцией, поведением и беззащитностью как никогда в жизни.
* * *Сбалетом «Жизель» также совершенно случайно оказалась связана одна из самых необычных встреч в моей жизни. Знакомство и короткий роман с Джимом Керри окончательно убедили меня в том, что публичные люди бывают весьма далеки от своих экранных образов, а иногда даже совершенно противоположны им. Как-то раз мой приятель, голливудский продюсер Боб ван Ронкель, не сказав мне ни слова, пригласил Джима в Большой театр на «Жизель» с моим участием. Уж не знаю, что такого знал или слышал обо мне уже тогда знаменитый комик, только он прыгнул в свой самолет и примчался в Москву прямо из Лос-Анджелеса.
После спектакля Джим прошел за кулисы, мы познакомились, и он попросил меня показать ему Москву. Мы поехали в одно из моих самых любимых мест, на Воробьевы горы. За нами неотступно следовала милицейская машина сопровождения, это настораживало и удивляло голливудскую звезду, не привыкшую к такой опеке правоохранительных органов.
С первых минут знакомства Джим не переставал удивлять меня. Вечно кривляющийся на экране человек-маска вдруг оказался очень серьезной, глубокой, погруженной в себя личностью. Джиму очень понравилась Москва, и, как выяснилось позже, не только Москва, но и его спутница по прогулкам…
Отношения между артистами редко бывают продолжительными. Постоянные разъезды, жизнь между аэропортами и гостиницами, бесконечные интервью и встречи с «нужными» людьми – все это мало способствует возникновению глубоких чувств между мужчиной и женщиной. Мы встречались урывками, в разных европейских столицах, когда наши маршруты совпадали. Если я оказывалась в США, Джим специально прилетал в те города, где находилась наша труппа.
Я не уставала поражаться, как далек Джим Керри от своих киношных героев. Молчаливый, задумчивый, склонный к долгим погружениям в себя, каждый день уделяющий несколько часов для медитаций. Лично я обожаю людей, любящих от души пошутить и посмеяться, но с Джимом, как ни странно, мы в основном говорили на серьезные темы. Едва приоткрыв свой внутренний мир для меня, этот человек очень быстро стал мне близок.
Когда Джим снова оказался в Москве, я повела его, конечно же, на Воробьевы горы, ставшие уже «нашим» местом. Вокруг нас тут же образовался круг поклонников и зевак, плотное кольцо охраны. И вдруг Джим, явно устав от избытка внимания, попросил охрану оставить нас одних и предложил мне спуститься вниз. Мы оказались совсем одни, и вдруг, совершенно неожиданно для меня, он сделал мне предложение. Мы долго проговорили, я была тронута его искренностью и серьезностью. Я убедила Джима, что нам не нужно связывать себя какими-то формальными обязательствами. Наш образ жизни не позволил бы нам полностью посвятить себя друг другу, а без этого не стоило принимать такое важное для нас обоих решение.
