Вадим Бакатин - Избавление от КГБ

С анонимами не спорят. Это обязанность любого руководителя — сотрудничать со средствами массовой информации. Кроме того, это и большой труд, и нервные перегрузки. Да и учесть надо, какое было это время после путча. Но действительно грешен — люблю общаться с умными людьми, и кто виноват, что среди журналистов их больше, чем среди нашего брата.

Встреч, интервью действительно было много. Но нередко я имел возможность убедиться, что даже журналисты, пишущие о КГБ, имели далеко не полное представление о шедших в нем преобразованиях. Что уж говорить об остальных людях, имеющих полное право на информацию. И о тех журналистах, которые встреч со мной не искали, но дезинформацию черпали «из компетентных источников».

За четыре месяца работы в госбезопасности я встречался со многими людьми. Особый отпечаток в памяти оставили беседы с теми, кто в прежние годы вступил в конфликт с КГБ, пострадал от него. Не могу сказать, что я чувствовал какую-то личную ответственность за беззакония прошедших лет. Однако порой трудно было избавиться от ощущения вины перед теми, кто самоотверженно боролся тогда, когда подавляющее большинство людей, и я в том числе, продолжали плыть по течению.

Незабываемы встречи с Еленой Боннэр, вдовой академика Сахарова, разделившей с ним и годы преследований, и горьковский плен. К своему стыду, я даже не знал всего о той мужественной борьбе за человеческое достоинство, которую вела Елена Георгиевна вместе со своими, по нашим союзным масштабам, не очень многочисленными соратниками — людьми совести (для нас «диссидентами»). Ее, человека исключительной интеллигентности, врожденной порядочности, тяготы беспричинных опалы и изгнания не только не ожесточили, но сделали еще более чувствительной к любой неправде, несправедливости. Чем мог, я старался оказать ей поддержку. Искали документы об Андрее Дмитриевиче, о других близких ей людях, которых не обошел жернов преследований старого режима.

Генерал Олег Калугин, уже в годы перестройки лишенный воинского звания, пенсии за то, что осмелился честно рассказать о порядках и нравах, царивших в КГБ. Он один из первых попросил о встрече, и в дальнейшем откровенные разговоры с ним немало помогли мне в работе по реформированию Комитета. Калугин был полностью восстановлен в своих правах.

Интересной была встреча с Владимиром Буковским, своеобразным символом советского диссидентства. Около десяти лет провел в психиатрических лечебницах, тюрьмах, лагерях за выступления в защиту Даниэля, Синявского, Гинзбурга, Галанскова, за предание гласности материалов о политических злоупотреблениях в психиатрии, пока его не обменяли на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана.

Буковский в моем кабинете. Интерес к столь необычной встрече проявило телевидение, благодаря которому за ней наблюдали миллионы людей. Приведу комментарий этой встречи А. Плутника из «Известий», которой, на мой взгляд, неплохо «схватил» ее атмосферу:

«Не допрос, с одной стороны, и не обличение — с другой. Просто дружеская беседа, в которой участвовали Владимир Буковский и Вадим Бакатин, два известных человека. Обмен любезностями при знакомстве: «Вы — первый Председатель КГБ, с которым я встречаюсь». — «Я — первый Председатель КГБ, который совсем мало знает о вас».

При том, что беспрецедентной встречу, пожалуй, не назовешь (о прецеденте позже), она, несомненно, стала подлинной сенсацией на телевидении. Не так-то часто при жизни нашего поколения руководитель видного ведомства на наших глазах вел спокойный и мирный диалог с тем, кому деятельность Комитета так хорошо знакома. Не только с лица, но и с изнанки.

Показалось, правда, что участники разговора излишне нервничали, взволнованные и смущенные присутствием друг друга. А более всего — некоей искусственностью, если не сказать театрализованностью, поставленностью действия, по своей сути менее всего рассчитанного на публичность…

…Невозможное вчера становится возможным. Такое время — время ломки стереотипов. Но в принципе, как не трудно вспомнить, похожая встреча на нашей памяти уже была — разрекламированная в свое время встреча тогдашнего министра внутренних дел с «серым волком», вором в законе, тоже впоследствии писателем Ахто Леви… Как выяснилось с годами, та встреча оказалась чистейшей воды показухой. Что будет сейчас? Другое время. И подозрительность теперь вряд ли уместна. Впрочем, окончательный вывод на этот счет еще предстоит сделать. Со временем».

Журналист «Известий» был прав: делать выводы о необратимости перемен было рано. Трудно было давать гарантии ненарушения прав граждан со стороны спецслужб, пока жива приверженность, хотя бы части их сотрудников, старым традициям «чекизма».

Конечно, когда я пришел в КГБ, он уже не был прежним монолитом, слепо выполняющим любые распоряжения компартии и любые приказы любого начальства. И августовские события 1991 года это хорошо продемонстрировали. Комитет не был однороден, перестройка привела к тому, что там, как и во всем обществе, были люди самых различных идейных ориентаций. Но столь же очевидно и то, что в целом его состав, куда подобрались люди, «проверенные партией», был более консервативен, чем общество в целом.

Традиции «чекизма» живучи, бороться с ними трудно, и это я в полной мере испытал на себе. Недостаточно было распустить партком КГБ, который 19 августа на своем заседании поддержал ГКЧП, а 23 августа в том же составе осудил путч. Недостаточно было уволить консервативную верхушку Комитета.

Необходимо, чтобы изменилась психология людей, которые работают в органах. Нужна деидеологизация, иначе будут возникать проблемы при любой смене власти. Будут у власти, скажем, социалисты, так спецслужбы начнут гоняться, к примеру, за христианскими демократами.

С кем бы из сотрудников Комитета я ни беседовал, почти все они говорили, что были против путча, против марксизма-ленинизма, все они — за рынок, за плюрализм, за демократию. Но у меня были все основания, чтобы сомневаться в их искренности.

Из интервью журналу «Шпигель»:

«Вопрос. Вам приходится работать со старыми сотрудниками, и, вероятно, в них живет старый дух?

Ответ. Как везде, в обществе и здесь, есть люди разные. Много есть профессионалов и экспертов очень достойных. Я надеюсь, что могу опереться на это твердое ядро. А идеологических догматиков придется отправить на покой.

Вопрос. Это значит, что Вам немалая работа предстоит.

Ответ. Ситуация неблагоприятна для КГБ. Как новый руководитель, вышедший не из недр этой службы, я не всегда щажу профессиональную гордость наших людей и многим при этом рискую. Но мне бы не хотелось приспосабливаться, хочу оставаться самим собой.