Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов
(Конечно, я не мог предполагать, что американцы поставят под сомнение наши достижения, даже несмотря на фильм. Но когда это случилось, я не удивился. Гонка между двумя державами в космосе шла жарко и напряженно. Лично я неодобрительно относился к хвастовству о том, кто чего достиг первым, Советский Союз или Соединенные Штаты. Но если ты что-то сделал, то ты это сделал. Самого по себе факта достижения должно быть достаточно. Но политики считали иначе. Для Кремля и Белого дома космос превратился в поле битвы за превосходство не только в технике, но и в идеологии. Мне не хватало ни времени, ни желания вникать в конфликт. Я знал лишь то, что лечу, чтобы доказать своим, на что способен человек.)
Космическое пространство источало глубочайшее спокойствие – куда более полное, чем можно вообразить, если на Земле нырнуть вглубь под волнистую поверхность океана. И мне ужасно хотелось нарушить спокойствие этой бесконечной неподвижности, двигая телом, руками и ногами так сильно, как позволяли оковы скафандра. Я казался себе чайкой с распростертыми крыльями, парящей высоко над землей. Именно из-за желания проверить свои возможности двигаться я и оттолкнулся от борта корабля, после чего начал неуправляемо вращаться, пока кабели связи и дыхательные шланги не натянулись и я не остановился рывком. Я не испугался и не запаниковал: слишком хорошо знал, что страх может лишить меня способности думать и принимать правильные решения, когда потребуется. Но озабоченность слишком явно сквозила в Пашином голосе, когда он потерял меня из виду на экране.
– Где ты? Ты слышишь меня? Что ты делаешь? – спрашивал он.
Потом, поняв, что я в порядке, он слегка меня отчитал:
– Будь осторожнее!
Я начал подтягиваться к космическому кораблю, и вдруг меня поразило, каким хрупким и уязвимым он смотрится в бесконечности космоса. Слепящее Солнце, отражающееся от шарообразного корпуса, заставляло «Восход» сиять. Он, червонно-золотой, плыл в пространстве и теперь по-настоящему оправдывал свое имя. Долгие годы спустя я пытался на полотнах передать тот необычайный оттенок золота, которым светился тогда наш корабль, но мне так и не удалось в точности его уловить. Чувства мои так обострились, что все виденное за то короткое время впечаталось в память так глубоко, что не сотрется и до конца жизни.
Приблизившись к шлюзовой камере, я снова услышал Пашу:
– Пора возвращаться, – сказал он.
Я понял, что нахожусь в свободном полете уже больше десяти минут. Тут я на секунду мысленно провалился в детство, представив, что это моя мама открывает в доме окошко и кричит мне, играющему на улице с друзьями: «Леша, пора домой!»
Нехотя я подтвердил, что действительно пора вернуться на борт корабля. Скоро, следуя по орбите, он унесет нас от солнечного света в темноту. И вот тут я понял, насколько скафандр потерял форму из-за отсутствия внешнего атмосферного давления и что ступни не касаются подошв в сапогах, а пальцы выпадают из перчаток, прикрепленных к рукавам, поэтому не могу войти в шлюз ногами вперед.
Мне следовало как можно быстрее придумать способ попасть обратно внутрь, и единственное, что пришло в голову, – попытаться втянуть себя постепенно, двигаясь головой вперед. И даже при таком способе мне сперва пришлось осторожно стравить немного кислорода из скафандра через встроенный в герметичную оболочку клапан. Я знал, что рискую пострадать от кислородного голодания, но выбора не было. Если не попаду в корабль, через 40 минут ресурс моей системы жизнеобеспечения закончится.
Единственным вариантом было снижать давление в скафандре, приоткрывая клапан и понемногу выпуская кислород, пока протискиваюсь в шлюзовую камеру. Сперва я намеревался доложить о своем плане Центру управления, но решил промолчать: не хотел, чтобы на Земле занервничали. Все равно единственный человек, который может вернуть ситуацию под контроль – я сам.
Но я чувствовал, что температура в скафандре опасно растет; началось все с волны жара, накатившей от ступней и поднявшейся вдоль ног и рук. Она возникла из-за отчаянных и мощных усилий, которые я прикладывал к продвижению. Времени уходило гораздо больше, чем я рассчитывал. И даже после того, как я целиком поместился в шлюзовую камеру, мне еще следовало сделать нечто почти немыслимое: выгнуться в противоположную сторону, дотянуться до люка и запереть шлюз, чтобы Паша мог включить механизм уравнивания давления между внутренней полостью камеры и кабиной корабля.
Когда Паша убедился, что люк закрыт и давление выравнено, он распахнул внутренний люк, и я протиснулся в кабину, утопая в поту, с бешено колотящимся сердцем.
К счастью, мои проблемы с возвращением на борт космического корабля по телевизору уже не показывали. Так моя семья избежала волнения и страха, не узнав, что я чуть было не остался в космосе в беспомощном одиночестве. А узнай она о смертельной опасности, в которой мы с Пашей оказались в последующие часы, так вообще бы пришла в ужас. Ведь трудности с моим возвращением в кабину стали лишь началом цепочки аварий и опасностей, которые едва не стоили нам жизни.
С той секунды, как на Земле поняли, что наша экспедиция попала в беду, передачи с борта, которые шли в прямой эфир, перестали транслировать. Вместо них по радио без объяснений вдруг заиграли «Реквием» Моцарта. В Советском Союзе передавали такую мрачную музыку, если умирал видный политический деятель, но до официального объявления о кончине.
* * *
Мы ничего не знали о новостном молчании. Мало что могло нас тогда заботить меньше. Пытаясь отдышаться после отчаянных усилий к возвращению в кабину, я думал о том, что если бы не тренировался физически так упорно, то не выполнить бы все те сложные телодвижения, которые спасли мне жизнь.
Паша тоже понимал, как сильно я рисковал навсегда остаться снаружи корабля и как близко мы подошли к черте, за которой главная сенсация нашей экспедиции превратилась бы в трагедию. Но он держался спокойно. Как только я открыл шлем и отер пот с глаз, лицо тут же снова покрылось по́том. Паша сказал мне, чтобы я немного отдохнул перед тем, как записать в бортовой журнал отчет о выходе в космос. Нам предстояло выждать еще полный орбитальный виток перед
