Петр Подгородецкий - «Машина» с евреями

Ну а что касается Сашки Зайцева, то он долгое время не женился и только году в 1987 нашел себе пару. Вернее, нашел пару для себя в прямом смысле, поскольку его избранница Галка, танцевавшая в «Сувенире», а потом в балете «Машины времени», имела сына по имени Тео. Это экзотическое имя (в полном варианте — Теодор) было усугублено еще и тем, что мальчик был абсолютно черненьким. Злые языки утверждают, что отцом был известный артист негритянской национальности, но точно сказать не могу. Зато вспомню историю, которую рассказывал прямо в тему Максим Капитановский. «Как-то раз „Машине времени" сообщили, что намечается концерт для рабочих завода, на котором нам собирали фермы для светового оборудования. Приехали мы, значит, куда-то в Калужскую область и выяснили, что работать предстоит в какой-то деревне. Местное население, в основном пенсионного возраста, с удивлением взирало на то, как рабочие раскатывают брезент, ставят на него аппаратуру, тянут кабели от местной подстанции. Правда, позднее к ним присоединились студенты, работавшие рядом в стройотряде. В перерыве я решил прогуляться по деревне. Смотрю, полуголые дети играют в футбол. И один из них — натурально негр, даже афроафриканец, то есть совсем черный. Я и спрашиваю бабульку: „А откуда у вас в деревне негры-то?" — „Какие негры?" „Вон", — показываю. „Так это не негр". — „А кто же?" — „Не знаю, мать говорит — цыган"». Вот таким папой цыгана стал в свое время клавишник «Машины» Саша Зайцев.

Скажу честно, нашей группе с женами повезло. Они довольно редко вмешивались в дела группы, а если и вмешивались, то их декларации носили рекомендательный характер. Очень хорошо и то, что им не удалось создать «женсовет». В свое время такую форму управления коллективом практиковал великий хоккейный тренер Анатолий Владимирович Тарасов. Понимая, что два десятка всесоюзно известных, молодых, красивых и состоятельных мужиков на цепи удержать практически невозможно, он обратился к помощи жен. Собрал «прекрасные половины» игроков и организовал «женсовет», который внимательно следил за хоккеистами, ограничивая их в употреблении алкоголя, занимая культурными мероприятиями, ведя активную борьбу с попытками прелюбодеяний. Объединившиеся жены помогали тренеру с дисциплиной, а он, соответственно, решал некоторые бытовые проблемы, вызывал провинившихся атлетов «на ковер» и пр. Подобные «женсоветы», как мне известно, существовали, да и существуют, в ряде коллективов. Конечно, рок-женам гораздо труднее влиять на своих отвязных мужчин, но, объединившись, они могут представлять собой серьезную силу. Засылают свою «агентуру» на гастроли с целью проконтролировать мужей: «Кто с кем и сколько», на предмет возможных романов (мелкие интрижки не в счет), наркотиков, алкоголя и пр. Иногда их агентов разоблачают и даже бьют. Но жены все равно находят какие-то пути для установления контроля, на то они и жены. Анекдот в тему: «Жена нового русского возвращается домой, открывает дверь, кричит: „Вася, ты где?" — „Здесь, в спальне", — „А ты один? — „Ну, типа, один". — „Что-то ты как-то неуверенно отвечаешь…" — „Ну я не знаю, горничная считается, или нет"».

Женсовет нашим дамам создать не удалось. Может быть, поэтому «Машина времени» и не заглохла на каком-либо повороте музыкальной истории, когда у творцов неожиданно исчезают музы (а жены и музы, как правило, это совершенно разные люди, и лишь в редчайших случаях они совпадают, и то лишь на какое-то время). Классическую «Машину» женщинам развалить не удалось, за нее это сделали сами участники коллектива, каждый из которых внес свой посильный вклад в общее дело. «Русские „Битлз"» перестали существовать в конце декабря 1999 года — это, как говорил Остап Бендер, — «медицинский факт». А жаль.

«МАШИНА» И МАШИНКИ

В стране победившего социализма классифицировать людей по имущественно-финансовому положению было чрезвычайно сложно. В первую голову потому, что у значительной части населения этого положения в принципе не существовало. Я имею в виду тех, кто работал от зарплаты до зарплаты и полжизни копил себе на холодильник. Вторая половина «накопительного периода» шла уже на «черный день» и, как правило, доставалась счастливым наследникам как пособие на похороны наследодателя. На рубеже семидесятых-восьмидесятых годов я придумал следующую «табель о рангах» для наших людей.

Первой и самой низшей кастой были те, кто был вынужден собирать бутылки по помойкам и сдавать их в приемный пункт. Дело было не очень прибыльным, но давало кое-какие средства. Бутылка от водки — 12 копеек, то есть почти полбатона хлеба или килограмма четыре картошки, бутылка от шампанского — 17 копеек, от всяких там «пепси» и «чекушек» тара шла по копеек 7-10. Самое интересное — наиболее красивые бутылки — от виски, французских коньяков и даже хрустальные графины от черри, не принимали, не положено. При определенном старании на «операции хрусталь» можно было заработать до пяти рублей в день, что равнялось зарплате молодого специалиста — преподавателя вуза. На эту тему вспоминается анекдот. «Приходит бомж в приемный пункт стеклопосуды и спрашивает: „Извините, а вы бутылки из-под шотландского виски принимаете?" — „Нет тары, сэр!"»

Вторая группа товарищей — это люди, имевшие какие-то средства к существованию, или семьи, где работал один человек, как правило жена. Здесь тоже сдавали посуду — это было дополнительным источником дохода. Посуда, как правило, принадлежала главе семьи. Еще анекдот в тему. «В шесть часов утра милиционер встречает мужика с огромной сеткой бутылок: „И куда это мы отправляемся в такую рань? До открытия приемного пункта еще три часа". „Да меня вот жена выгнала". — „Ну и что?" — „Что-что, сказала: Забирай свои вещи и уходи…"»

Третья группа — это более состоятельные и поэтому более сильно выпивающие семьи. Они сдавали много посуды. Про них все опять же в анекдоте. «Мужик удивляется: „Надо же, я работаю, жена работает, посуды на двести рублей в месяц сдаем, а денег все равно не хватает…"» Ну а четвертая — самая состоятельная группа — это немногочисленный класс тех, кто не сдавал ни бутылки, ни банки, а просто выкидывал их в помойку. Это были люди с хорошей зарплатой (легальной или нелегальной), начальники, партийные и профсоюзные боссы, владельцы квартир и даже машин.

Вот о машинах и пойдет речь в этой главе. После одной ремарки. Когда-то давно я услышал про так называемый «индекс „Макдоналдса"», который определял экономическое положение стран по стоимости гамбургеров в местных «маках». Индекс был почти универсальным, и мне казалось, что мой «бутылочный индекс» ничем не хуже. Как жестоко я ошибался! Не знаю почему, но сегодня очень трудно найти приемный пункт стеклопосуды. Далеко в провинции я видел грузовички, стоящие во дворах и окруженные пирамидой ящиков, — там по дешевке принимали от населения бутылки. Но прожить на «бутылочные» деньги сегодня нельзя. Так что хреновый из меня получился социолог. А скорее всего, жизнь стала жестче и «хрустальное» счастье сейчас уже невозможно. Но давайте вернемся к машинам. Иметь автомобиль в семидесятые годы значило обладать не просто транспортным средством. Это было мерило престижа, состоятельности, машины составляли предмет мужской гордости (женщины за рулем в то время, к счастью, были редкостью). Конечно, сложно было обольстить какую-нибудь красавицу «Запорожцем», но если у вас была хотя бы жигулевская «копейка», ваши акции неумолимо росли. Если же вам выпало счастье иметь «Волгу», то они подскакивали до небес. Об иномарках я не говорю, их было достаточно мало, как выражаются специалисты по точным наукам, — в пределах математической погрешности. В общем, быть «на колесах» считалось очень круто. Меня всегда удивляло одно несоответствие. В Советском Союзе женщины, умнейшие, красивейшие, с длинными ногами, огромными глазами, объемистыми бюстами и точеными попками, те, которых где-нибудь в Европе или Штатах носили бы на руках или возили бы на «Бентли», «Мерседесах» или «Кадиллаках», так вот эти замечательные женщины с гордостью (!!!) втискивались в тесное пространство какого-нибудь «Москвича» и при этом испытывали чувство собственной значимости и превосходства (!!!), Почему? Да потому, что другие красавицы, которым повезло меньше, вообще ездили на трамвае или ходили пешком. Несчастная наша страна, несчастные наши подруги семидесятых-восьмидесятых!