Я — особо опасный преступник - Лев Михайлович Тимофеев
Он. Знакомая философия: Лао Цзы в переводе Льва Толстого, твоя любимая книга «О пользе ничего-неделанья», так она называется? Ты что-то совсем расклеилась. Будущего у нее нет… А настоящее? Настоящее у тебя есть? Или дети, я, твоя жизнь сегодня — всего этого нет? А может быть, подруга, ты просто лентяйка, и это главная причина, а все остальное лишь поводы… Помнишь, пока мы жили с моей матерью, ты говорила, что не можешь хозяйничать на чужой кухне? Мать уже давно умерла, и эта кухня уже давно твоя. Посмотри на нее: у матери был порядок, а у тебя?.. Ладно, дело не в кухне. Ты просто не желаешь крутиться. Мы живем на гроши, но сегодня утром я выкинул из холодильника рублей на десять протухших продуктов.
Она. О, посчитал ведь!
Он. А ты посчитай… Ты говоришь, что тебе нечего носить, но моль жрет твою шубу… Ты за все берешься, но ничего не доводишь до конца. Вот твои игрушки… Когда я только заикнулся этому директору о твоих игрушках — только заикнулся — он сразу спросил: «Сколько штук? Сто, двести?» Он деловой человек. Это деньги, это дело, это отношения с людьми, связи — это жизнь; это, наконец, ягоды детям, ботиночки — новые, не поношенные, — это и тебе все, что нужно — и сегодня, и завтра… Но ты — нет. Ты не желаешь крутиться… О Господи, мне бы деловую бабу… У тебя нет будущего, потому что тебе не на что опереться в настоящем, да? Ты спрашиваешь, как жить в нашем положении? А как жить? Жить — это значит крутиться в любом положении, а ты крутиться не хочешь. Тебе лень. Ты встаешь в девять, в десять и плаваешь по дому… а по ночам читаешь… Утром Дашка ходит нечесанная до обеда. Хорошо, что ей во вторую смену, а то бы она и в школу ходила нечесанная и голодная; Танюшу ты вообще не умываешь… Тебе некогда, ты занята своими переживаниями…
Она. Как же я тебя ненавижу, демагог проклятый.
Он. Правильно. Такая жизнь не дает и не может дать человеку удовлетворения. Ты злишься и срываешь зло на мне, на дочерях… Я тебе вот что хотел сказать: ты перестань срывать злобу на ребенке. Ты зачем каждый день лупишь Дашку?
Она. Заткни свое поганое хайло! Это не твое собачье дело…
Он. Нет, мое. Девочка ходит постоянно в слезах… Я тебя предупреждаю, если ты при мне еще хоть раз до нее пальцем дотронешься…
Она. Замолчи, подонок! Пророк вонючий… Пожалел, а?! Кто устроил всю эту жизнь? Пожалел, скотина… Так же ты и меня в постели жалеешь, насильник поганый. Мне с тобой спать все равно, что в помойку лазить.
Он (явно напуган). Что это, дружок, с тобой… Ты успокойся…
Она. Отпусти мои руки.
Он. Я не позволю тебе драться.
Она (плюет ему в лицо). Мерзость, мерзость…
Он. До чего же ты все-таки ничтожество. Тебе надо постоянно топтать всех вокруг — только тогда ты чувствуешь себя человеком.
Она. Да, я ничтожество… Это ты меня сделал ничтожеством… Пусти, насильник, пусти, животное… Теперь растяни меня здесь и насилуй — это на тебя похоже… Ну, пусти, я успокоилась… Ты видишь, я спокойна. Пусти, мне больно.
Он. Я не хочу находиться с тобой в одном помещении. (Уходит.)
Она. Иди, иди, и пусть они тебя прикончат в парадном!
Конец первого действия
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Через два часа.
Он (входит на корточках). Ку-ку.
Она. Как ты меня напугал!
Он. Давай помиримся… ладно тебе, я виноват… Мир, а?.. Дождь кончился, воздух свежий и какой-то тонкий аромат — где-то что-то цветет, не знаю, где и что… Открой окно, почувствуешь… Будем вместе переживать мое ничтожество.
Она. Не вяжись… С какой стати я должна прощать твои мерзкие выходки? Тебе хорошо, ты погулял в скверике, подышал воздухом и успокоился… И хорошо. И сиди себе. А ко мне не лезь.
Он. Я ходил и думал, как это мы оказались у такой черты? Не понимаю. Разве жизнь не могла сложиться иначе? Надо сесть и подумать.
Она. Тебе делать нечего — вот и подумай… Ты унес сигареты.
Он. Увы, ты все выкурила — там было всего две или три, я выбросил пачку… Хочешь, я пойду разбужу соседей или на улице у кого-нибудь стрельну?
Она. Сиди, у меня остался большой чинарик и два коротких в пепельнице.
Он. Прекрасная мысль: небольшая уборка… Люблю работать в полночь. {Включает радио.)
Звучит тихая музыка.
А знаешь, что делают эти, в машине? Они пьют и тискают свою девку. А может быть, и вовсе разложили ее на заднем сиденье.
Она. Ой, да перестань!
Он. Нет, правда. Ты ничего не понимаешь, ты идеалистка. Я же слышал, я проходил мимо и слышал, женский голос сказал: «Дайте мне пива — запить». А когда шел обратно, там была какая-то возня и та же дама произнесла очень томно: «Саня, ты дьявол…» Понятно? Убедилась? Это не за нами.
Она. Да я знаю, что не за нами… Смотреть за ними интересно: детектив. Вот они, легендарные герои ВЧК… Эти не за нами, будут и за нами. Скоробогатова такие же убили — в подъезде бутылкой по голове.
Музыка постепенно затихает. Звучат сигналы точного времени.
Голос диктора: «„Голос Америки" из Вашингтона. Передаем выпуск последних известий…» И тут же включается мощная глушилка.
Она. Выключи, все равно ничего не услышишь.
Он. Да хоть два слова разобрать… Би-би-си — тоже глухо… Может быть, в мире что-то важное произошло — ишь, как плотно
