Михаил Задорнов. От Рюрика до Ельцина - Сергей Алдонин
— Помню этого долгожителя, его показывали даже в новогодних «Голубых огоньках», было дело. Ширали Муслимов, конечно, вряд ли в 1812‐м году оперативно получал информацию о нашествии Наполеона. И всё-таки он был современником и Бородинского сражения, и Венского конгресса, и Священного союза. А уж в 1941‐м товарищ Муслимов, конечно, знал, что началась большая война. «Не так уж давно она была, война 1812 года», — мог бы сказать Ширали. Да и от князя Рюрика нас отделяет только 1150 лет. Вроде бы много. Но это всего лишь 13 среднестатистических европейских жизней. Если вы прожили пятьдесят лет — помните, что это одна двадцать третья всей истории Руси. Вот так всё спрессовано в историческом пространстве. А в детстве, когда мы заучивали наизусть Лермонтова: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» казалось, что всё это — бесконечно далёкая старина. 150 лет прошло! 170! Теперь уже — 200 лет! Рукой подать. Когда-нибудь никого не будет удивлять такая продолжительность жизни — 200 лет.
— Что думали о России в далёком Париже в те времена, когда не было не только радио, но и интернета?
— Я попытался найти источники. Последним писком интеллектуальной моды была в то время энциклопедия Дидро, действительно, шедевр в своем жанре. Статью о России для этого эпохального издания написал некий господин де Жокур. И вот что мы там читаем: «В России больше мусульманских и языческих областей, чем христианских. Русская церковь была столь малообразованной, что брат Петра Великого царь Фёдор первым ввёл церковное пение». Не страна, а загадка, укутанная в тайну и покрытая секретом. Но это уже, если я не ошибаюсь, афоризм Черчилля из ХХ века. Но уровень знаний о России, надеюсь, понятен?
Франция, конечно, помнила Петра Великого, который на руках носил юного Людовика XV. Европа долго не воспринимала всерьёз северную империю. И побаивалась людоедов и казаков, которые всегда готовы покуролесить возле священных камней Европы. И вот — Россия решала судьбы Европы.
— Удалось ли это Александру I на Венском конгрессе и позже?
— Он все-таки оказался победителем Наполеона, хотя во многом и случайно. Александр Первый пытался играть в ту игру, которая ни у кого в истории не получалась. Это — христианская, евангельская политика. Он после победы немного двинулся рассудком, пребывал в эйфории, которая, видимо, приносила ему наслаждение. Говорил о Священном, братском союзе монархов — братьев во Христе. Утопическая конструкция превратилась официальный документ. Но договора, конституции, коммюнике — всё это лишь декорация подлинной политики. На самом деле тот же Александр — Агамемнон среди монархов Европы — красовался своим привилегированным положением и делал всё возможное, чтобы усилить гегемонию вверенной ему империи… Он изворотливо и прилежно расставлял силки и начал Венский конгресс с позиций силы, продавливая два вопроса: воссоздание королевства польского под властью российского императора и поглощение Пруссией Саксонского королевства. Он имел право чувствовать себя вершителем судеб: все понимали, что Наполеона уничтожил русский штык. Русский штык стал в 1814‐м году гегемоном Европы. Кто посмеет с ним сразиться?
— Среди полководцев и монархов ни одного смельчака не нашлось. А вот среди дипломатов и банкиров…
— Были интересные фигуры, очень интересные. И они напоминают современных хозяев жизни — и европейских, и американских. Мы часто слышим слово «толерантность». Никто не знает, что это такое, но произносят многие. Гораздо проще объяснить, что такое «талейрантность». Шарль Морис Даниэль де Талейран-Перигор, князь Беневентский, был политиком из политиков. 13 раз он изменял присяге. Из католического епископа превращался в богоборца, из революционера — в монархиста. Был наймитом русского императора, а потом сколачивал тайный союз против России…
Помните фразу — «Вовремя предать — это предвидеть»? Настоящий афоризм. Многие из нас слышали эту циничную шутку активиста гаражного кооператива из фильма Эльдара Рязанова. А ведь он процитировал Талейрана! Только французский дипломат добавил: «Предательство — это вопрос даты!».
У Талейрана было золотое правило: никогда не доверяйся первому порыву: он частенько бывает благородным… О многом говорит и такой афоризм «хромого дипломата»: Обещание тем и прекрасно, что от него всегда можно отказаться! Маршал Мюрат шутил: если Талейран беседует с вами, а сзади кто-то дал ему хорошего пинка — по его лицу вы никогда об этом не догадаетесь! Так солдаты шутят о дипломатах.
— Он ведь ухитрился одновременно и действовать против России, и быть платным шпионом российского императора?
— Талейран был крупнейшим успехом российской разведки. Русские кураторы дали ему интимный шпионский псевдоним: Анна Ивановна. Уж не знаю, на что они намекали. А иногда русский канцлер Нессельроде называл его «нашим юристконсультом». Нессельроде и Талейран переписывались на птичьем языке. Министра внутренних дел Франции — всесильного Фуше — называли Наташей. Когда речь шла об общественных настроениях во Франции — они писали о «любовных шашнях Бутягина». Бутягин — тогдашний русский посол в Париже. К тому же Александр Первый помог пристроить племянника Талейрана в мужья богатой Курляндской наследницы. Снова — выгодная сделка!
А ведь Александр знал или догадывался, что именно Талейран однажды жестоко его оскорбил. Это оскорбление он помнил всю жизнь. После убийства герцога Энгиенского, отвечая на гневное письмо русского царя, французы позволили себе намёк на отцеубийство! Потом они встретились в Эрфурте, на переговорах, в саду, в 1806 году.
Талейран говорил: Французский народ цивилизован, французский государь — нет. Русский государь цивилизован, а русский народ — нет. Следовательно, русский государь должен быть союзником французского народа.
Это увертюра, потом начался обыкновенный торг. Талейран предложил услуги шпиона.
Конечно, Шарль Морис не был убеждённым противником Наполеона. Но даже в пору наивысшего могущества императора Франции Талейран понимал, что авантюризм великого завоевателя может привести его к катастрофе. И на всякий случай выслуживался перед лидером мировой контрреволюции. К тому же, работа на нескольких хозяев выгодна материально.
— Он стал богатым человеком?
— Ласковый и циничный телёнок двух маток сосёт. Талейрану мало было двух — ему подавай трёх и четырёх. В дело вступила ещё и Вена. Австрийскому министру Меттерниху князь продавал и Наполеона, и Александра. В разговоре с Меттернихом Талейран элегантно намекнул, что поиздержался в дороге и остро нуждается в нескольких сотнях тысяч франков. Сумма по тем временам фантастическая, но в те годы большой политикой заправляли аристократы, люди широкие. До поры, до времени в России об этом не догадывались. А состояние Талейрана росло — как будто он торговал наркотиками. Талейран всегда понимал, что толщина кошелька — это мера политического влияния.
— Почему Наполеон —
