Евгений Воробьев - Земля, до восстребования

24

Этьен решил поискать приют в дешевом отеле. Может, там нет слежки. Он предусмотрительно нанял таксомотор; не потому, что отели далеко от порта они совсем рядом, - а для того, чтобы в случае надобности сразу уехать.

Он изрядно поколесил по городу, прежде чем остановился у плохонького отеля "Аурелио". Портье встретил его с приторной любезностью, как это и полагается портье пустующей гостиницы, заинтересованной в хорошем постояльце.

Но смотрел портье на Этьена не только предупредительно-вежливо, но откровенно изучающим взглядом. Такое выражение лица бывает, когда с трудом узнают старого знакомого.

Этьен догадался - сличает его внешность с уже виденной фотографией или перебирает в памяти загодя сообщенные ему приметы.

- Синьор хочет принять ванну? Приготовят быстро. Ванна рядом с вашим номером, в коридоре.

- Разве я так грязен, что мне нужно срочно выкупаться?

Портье смутился и тут же пригласил пообедать в ресторанчике при отеле. Но время-то еще не обеденное.

"Старается задержать меня в гостинице".

- А телефоны в номерах есть? - спросил Этьен, уверенный, что в захудалом "Аурелио" телефонов нет.

- Только здесь, внизу...

Этьен сокрушенно развел руками:

- Вынужден отказаться от ваших услуг. Мне нужно звонить ночью в несколько городов...

Он вышел из "Аурелио" и сел в таксомотор, который его поджидал.

Портье выбежал следом, и Этьен увидел в зеркальце - тот стоит на тротуаре, всматривается в номер автомобиля и шевелит губами, отпечатывая на них цифры.

Этьен отпустил автомобиль на другом конце города, где-то у подножья горы Сан-Мартино, и просидел часа полтора в пустынном сквере с той же книжкой в руках, прежде чем решился пойти назад, в сторону порта.

Траттории напоминали о себе дразнящими аппетитными, сытными запахами. В обеденный час запахи еды всегда сопровождают прохожих в южном городе. Этьен отказался от несвоевременного обеда, которым его пытался накормить портье в "Аурелио", но теперь изрядно проголодался.

Он прошагал по знакомой галерее и снова увидел старичков букинистов. Они сидели у своего лотка с книгами и аппетитно обедали: спагетти, сыр, лук финоккио, бутылочка кьянти. Чувствовалось, живут старички душа в душу - в каждом жесте сквозила взаимная предупредительность. Можно, оказывается, ухаживать друг за другом и в старости и за самой скромной трапезой - уступали друг другу последний глоток вина, кусок сыра. Или старички показались Этьену симпатичными потому, что снабдили его такой желанной книгой?

В скромной портовой траттории обедали докеры, матросы, лодочники, носильщики, крановщики, ломовые извозчики, припортовый люд, сновавший в поисках работы.

Он уселся в дальнем углу у окна и поглядывал на улицу.

Прошла мимо компания грузчиков, видимо, они тоже спешили в тратторию. Все одеты в робы из мешковины, но не одежда делала их похожими друг на друга - было что-то неуловимо схожее в их походке. Они шли сутулясь и в то же время наклонившись вперед, как бы противостоя невидимой тяжести, оттягивающей назад их могучие плечи и жилистые шеи. Походка людей, чьи спины так часто сгибаются под тяжелой кладью. По-русски - грузчик, по-грузински - муша, по-итальянски - факкино, по-тюркски - амбал, по-немецки - аусладер, по-китайски - кули. И в каком бы порту они ни трудились, - пусть одни из них едят на обед спагетти, другие - луковый суп, третьи - щи да кашу, четвертые - харчо, пятые - рис, - их прежде всего роднит специфическая походка. Кто подсчитает, сколько ящиков, мешков, тюков, кулей, бочек, корзин перетаскал каждый из шагающих мимо портовых грузчиков на своем горбу? Ни один океанский пароход не увезет такой груз.

Этьен помнит портовых грузчиков в самые первые дни советской власти в Баку. Девятнадцатилетний Маневич стал тогда бойцом Первого интернационального полка и воевал в отряде Мешади Азизбекова. К ним в отряд пришел молодой амбал в рубище. Он работал на нефтяной пристани, и отрепья его были насквозь пропитаны керосином, мазутом и маслом. А его рубаха из мешковины, грязная до потери естественного цвета, была настолько пропитана потом, что на спине мельчайшими крупинками выступала соль. Когда молодому амбалу выдали красноармейское обмундирование, его отрепья торжественно сожгли, и они горели, как факел...

Не потому ли Этьен вспомнил того молодого амбала, что увидел крупинки соли на рубахах грузчиков, сидевших за соседним столиком?

Этьен заказал себе рыбный суп. Он прилежно вылавливал ложкой всякую морскую мелюзгу, начиная с креветок, мидий и кончая кальмаром, нарезанным кружочками. Рыбный суп жидковат, где ему сравниться с знаменитой ухой "буйабесс", которую Этьен едал в лучших ресторанах Марселя. Кажется, "буйабесс" приготовляют из девятнадцати сортов рыбы, а полагается запивать уху розовым вином.

Трехчасовой дневной перерыв в магазинах был на исходе, когда Этьен вновь добрался до той улицы, где держала лавку Эрминия.

Огляделся, перешел на теневую сторону. Дверь распахнута настежь.

- Ну, как поживаете, Эрминия?

- Как горох при дороге.

Она ничем не выдала своего удивления и вела себя так, словно они условились с синьором Кертнером о свидании, словно они расстались вчера, хотя на самом деле виделись в последний раз месяца полтора назад, перед тем как синьор отправился в Испанию.

Эрминия сделала Кертнеру комплимент - синьор прекрасно выглядит, исчезли все его морщинки и седины. В самом деле, плаванье на "Патрии" и жизнь под испанским небом пошли на пользу: он прокоптился не по сезону до черноты, волосы же слегка порыжели, густые брови и вовсе выцвели, а глаза, казалось, поголубели.

Ни покупателей, ни гостей. Только что закончился дневной перерыв, и не торопясь могли они поговорить наедине обо всем, что их интересовало.

Не теряя времени, Эрминия достала из-под корзины с виноградом сверток с бумагами, завернутый в листья папоротника. Если судить по тому, как Эрминия бросила на прилавок сверток, тот был не ценнее куска обоев.

- Синьор Мессершмитт "потерял", - сказала чуть слышно Эрминия и показала подбородком на сверток, - эти чертежи. А Блудный Сын, - она подмигнула, - "нашел". В каюте капитана...

Этьен молча кивнул.

Эрминия отодвинула ящик с инжиром, нашла какие-то листки и протянула их Кертнеру. Листки были сплошь исписаны цифрами.

Он бегло взглянул на листки и торопливо сунул их в карман.

- А я все считаю, синьор Кертнер, сбиваюсь со счета, снова считаю, пересчитываю. У меня в лавке бухгалтерия намного проще. Знать бы только, что от моей портовой арифметики будет толк...

- А вы знаете, как добывается один грамм розового масла? Мне рассказывал французский парфюмер из Драгиньяна: чтобы получить этот грамм, нужен букет из двух тысяч роз.