Андрей Жариков - Полигон смерти

— Да мы уже кое-что знаем, хотя и не слышали, как в прошлом году, вашего грома. Ждем.

— Не все страшно, что гремит, — ответил я. — В ваших интересах помочь нам.

Несмотря на ядерное соседство в виварии у подопытной дворняги появилось потомство.

О прошлогоднем водородном «громе» в Усть-Каменогорске и Семипалатинске было известно всем. Наши военные строители чуть ли не в каждом доме на окраинах этих городов вставляли потом стекла. Ударной волной во многих зданиях не только выбило стекла, но и выдуло из труб сажу, попортило старые жестяные кровли. Некоторые владельцы собственных домов воспользовались этим обстоятельством и за счет военных подремонтировали то, что никак не относилось к последствиям ядерного взрыва.

Но тогда, при воздушном взрыве, не могло быть грязного облака, к тому же оно ушло высоко в стратосферу и не захватило ни Семипалатинск, ни Усть-Каменогорск, ни другие населенные пункты Казахстана. Как свидетельствовала дозиметрическая разведка, зараженных мест за пределами полигона не было. Более тяжелые частицы, поднятые с земли и имевшие наведенную радиацию, выпали в границах полигона и за его пределами на удалении нескольких десятков километров, на безжизненной местности, где всюду были поставлены столбы с табличками: «Проезд запрещен! Опасно!»

Я с представителем обкома партии начал обследование собранного зерна нового урожая. Секретарь обкома, видимо не придав большого значения случившемуся, не вник в дело лично, а поручил уделить мне внимание одному из обкомовских работников.

В облисполкоме сказали, что готовы дать сведения о собранном урожае, но куда отправлено зерно — не знают.

В Жанасемей мы побывали в старых деревянных хранилищах. Это огромные почерневшие сараи без пола. Все они были заполнены зерном под самую крышу. Я забрался наверх. Прибор не показывал даже малейшего заражения. Вскрыли еще несколько сараев. И там прибор никак не реагировал. Уточнить, когда это зерно засыпано, никто не мог. Скорее всего, оно прошлогоднее, поскольку обкомовский товарищ сообщил мне, что это «мобрезерв» и никто не скажет, откуда привезено оно и сколько его в хранилищах. Государственная тайна.

За день мы успели побывать в городской хлебопекарне, где меня заверили, что изготавливают продукцию из запасов прошлогоднего зерна. На всякий случай сделал несколько замеров. Во дворе, где разгружались автомашины с мукой, прибор показал незначительный уровень радиации, однако меня это насторожило. Я заглядывал во все цеха, но радиоактивного заражения нигде не обнаружил.

Причина небольшой радиации во дворе стала ясна, когда мы приехали на станцию, где загружались вагоны с зерном. Само зерно было чистое, а в местах разгрузки машин, где скапливалась пыль, прибор отметил тысячные доли рентгена. Я не могу сейчас вспомнить точно показания шкалы, которой мы пользовались, но уровень радиоактивности был в пределах допустимого. Я взял для нашей лаборатории пробы из всех хранилищ и цехов хлебопекарни.

На пивзаводе нас ознакомили с производством его продукции. Догадавшись, что нас интересует, заверили, что зерно хорошо промывается и никакого заражения быть не может. Мы проверили воду, чаны, печи, разливочный цех — все нормально.

Директор рассказал, что на заводе действует старое оборудование, поставленное когда-то талантливым инженером по чертежам Жигулева, и угостил нас отличным пивом.

На следующий день с тем же представителем обкома партии я выехал в один из совхозов. Майору Кузнецову приказал побывать в столовых, овощехранилищах, на городских складах продовольствия, всюду замерить радиоактивность и взять пробы для исследования.

В дороге обкомовский работник рассказал мне случай с геологами на территории Семипалатинской области. Будто бы московская геологическая разведка напала на богатейшие запасы урановой руды.

Уровень радиации был так высок, что геологи решили оставить опознавательные ориентиры, чтобы потом легче было найти это место, и поторопились в Семипалатинск для сообщения в Москву о своей находке. А разобрались — никакой урановой руды нет, хотя область богата полезными ископаемыми. «Секрет» оказался прост: тот степной район припудрила радиоактивная пыль из облака.

Тот случай вызвал тревогу. Обеспокоенные люди писали письма в Москву, и вскоре на ядерный полигон выехала комиссия во главе с министром здравоохранения. В область поступил приказ прекратить отправку

зерна, а находящийся в пути зараженный груз вернуть…

Я молча кивал головой, делая вид, что все это хорошо знаю, поэтому и нахожусь здесь. Меня интересовали не случайные казусы, а есть ли где зараженное зерно и как его найти? Участки зараженной местности в области искать не требовалось, поскольку ученые и практики по радиации точно знали путь движения облака и отмечали на карте границы и уровень радиоактивного следа. С этой целью после взрыва атомной бомбы над степью с утра до вечера кружил специальный самолет, а машины радиационной разведки ушли по следу облака. Я же воистину искал иголку в стоге сена. Если бы знать по карте зараженные участки земли, тогда легче было бы напасть на зерно, подлежавшее тщательной проверке, но такими данными меня не снабдили.

Моя работа была похожа на самоуспокоительное мероприятие — полигон принимает какие-то меры… Но у него не было сил и средств для тщательного и надежного контроля всей прилегающей территории, мы не могли проконтролировать весь путь радиоактивного облака. Для этого нужно было иметь много дозиметристов, несколько передвижных лабораторий, авиационный транспорт, автомобили повышенной проходимости. Этим полигон не располагал.

В том вина не командования полигона, а самих высокоавторитетных испытателей. Только ученые могли бы обосновать необходимость тщательного контроля за всей территорией Казахстана, а быть может и всей страны, и потребовать от правительства соответствующих решений. Зато позже некоторые деятели, прикрывая собственную вину, стали валить все на военных.

…Сначала мы ехали берегом Иртыша. В ясный осенний день, когда не изнуряет жара, нельзя не любоваться красотами окрестных пейзажей. Густые заросли ракитника в лучах утреннего солнца казались сказочным украшением. Я никогда не видел таких ярких красок, как ранней осенью в Семипалатинской области. Красные сменялись сразу огненно-оранжевыми. А там, где берег пологий, еще кудрявились темно-зеленые заросли и ничто не напоминало, что лето уже позади. И вновь нежная охра. На солнце она переливалась золотистым блеском, постепенно переходила в оранжевый, красный, бордовый цвета.