Леонид Млечин - Фурцева

«В лице Хрущева московский актив получил надежную защиту, — вспоминал Николай Григорьевич Егорычев, тогда еще начинающий партийный работник. — Хрущев был талантливый руководитель».

Никита Сергеевич сам много работал и от других требовал полной отдачи. Фурцева, как и другие сотрудники горкома, не покидала своего кабинета, пока Хрущев на месте. А он уезжал домой под утро. У секретарей горкома были комнаты отдыха с диваном, если уж совсем было невмоготу, могли прилечь. Однажды кто-то из работников не выдержал и позвонил в приемную Хрущева:

— Ну что, дед уже уехал?

— А что?

— Так мы можем по домам разъезжаться?

— Можете, — последовал ответ.

Это был сам Хрущев. На следующий день он собрал аппарат и велел по ночам не сидеть:

— Если кто-то понадобится, оставлю! Остальные пусть спят по ночам. Сонные люди не должны руководить городом.

Для Екатерины Алексеевны это было важно. Женщине труднее выглядеть свежей после бессонной ночи.

Власть Никиты Сергеевича была куда больше власти любого другого первого секретаря обкома. Он сам входил в состав высшего партийного руководства, обедал у Сталина на даче, и сотрудники аппарата ЦК по собственной инициативе не могли предъявить ему никаких претензий. Впрочем, личный контроль вождя был не менее пристальным.

Через пять лет после смерти Сталина Хрущев пустился в воспоминания:

— Когда я приехал с Украины и стал секретарем МК, я пообедал, а потом сел и поехал в Луховицы — это сто двадцать километров в сторону от Москвы. А мне звонят и спрашивают, куда я уехал. Сталин приглашал вас на обед и спрашивал, где вы. Так ведь я же секретарь Московского комитета, если я не будут ездить, то что же я буду стоить? Мне говорят — этого делать нельзя. Вот и получилось — я поехал и должен давать объяснения, почему поехал. Нельзя было этого делать…

Тем не менее второй секретарь столичного горкома — видная должность. Екатерина Алексеевна Фурцева это сразу ощутила. Особенно когда женщин на высоких постах было совсем немного. В основном они занимали должности второго-третьего ряда. При Сталине в политбюро не состояло ни одной женщины. Только в конце 1920-х годов в оргбюро ЦК ненадолго ввели Александру Васильевну Артюхину, которая с 1924 года заведовала в ЦК отделом работниц и крестьянок. Потом отдел упразднили, и больше в руководящие органы партии женщин не включали.

Вождь считал, что с руководящей работой в состоянии справляться только крепкие мужчины. Назначив Николая Константиновича Байбакова наркомом нефтяной промышленности, Сталин задал ему вопрос:

— Вот вы такой молодой нарком. Скажите, какими свойствами должен обладать советский нарком?

Байбаков стал перечислять. Вождь остановил его:

— Советскому наркому нужны прежде всего бычьи нервы плюс оптимизм.

Бычьих нервов Екатерине Алексеевне Фурцевой явно недоставало. Она была слишком эмоциональным человеком.

Политбюро часто собиралось в неформальной обстановке на сталинской даче. Нравы были грубые, в выражениях не стеснялись. Словом, присутствие женщины в такой компании показалось бы странным. В своих воспоминаниях один из руководителей Югославии Милован Джилас не без брезгливости написал, как на сталинской даче они с Молотовым одновременно прошли в уборную. И уже на ходу Вячеслав Михайлович стал расстегивать брюки, комментируя свои действия:

— Это мы называем разгрузкой перед нагрузкой!

Милован Джилас был родом из деревни, партизанил, но такая простота нравов его сильно смутила. Тяжелые застолья заканчивались чем-то непотребным. Перепившиеся члены политбюро швыряли спелые помидоры в потолок и хохотали как сумасшедшие. Первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, любимец Сталина, рассказывал, как побывал на даче у вождя:

— Я отошел что-то положить в тарелку, вернулся и чувствую, что сел в нечто мягкое и скользкое. Обомлел, не шевелюсь. Все уже курят на террасе, а я остался за столом один.

Его позвал Сталин. Пономаренко робко объяснил:

— Я во что-то сел.

Сталин взял его за локоть и поднял. Позвал Берию:

— Лаврентий, иди сюда. Когда ты кончишь свои дурацкие шутки? Зачем подложил Пономаренко торт?

Судя по тому, что Сталин продолжал приглашать Берию к себе на дачу, эти шутки вождя развлекали…

Ни о чем связанном с жизнью вождя Хрущев со своими помощниками не делился. Второй секретарь столичного горкома Фурцева и не подозревала, каковы реалии быта и нравов кремлевского двора. Екатерина Алексеевна наслаждалась жизнью.

«В 1950 году, летом, я была в Сочи, в санатории ЦК, — вспоминала Нами Микоян, дочь крупного партийного работника. — В то лето там была Екатерина Фурцева, секретарь горкома партии. Мы много плавали, Фурцева не вылезала из воды, играла в волейбол, причем прекрасно. Она была молода, стройна, энергична, очень привлекательна светлой русской красотой. Она была одарена даром человеческого общения и обаяния. Это было врожденное, а не благоприобретенное качество…»

Хрущев как-то жаловался на свою сложную жизнь — приходится работать и в отпуске. Увидев в зале председателя ВЦСПС Виктора Васильевича Гришина, балагурил:

— Тут вот присутствует товарищ Гришин. Мы аккуратно платим членские взносы, но защиты от него очень мало. (Аплодисменты.) Идет почта, и сидишь на берегу моря и слушаешь ВЧ, ты в море прыгнул, а тебя просят к телефону. Я не жалуюсь, раз попал в такое положение, надо нести крест в интересах нашей партии и народа…

В отличие от Хрущева, Фурцева в отпуске отдыхала и занималась спортом. На здоровье Екатерина Алексеевна не жаловалась. Но как партийному работнику высокого ранга ей было позволено пользоваться медицинскими учреждениями Лечебно-санитарного управления Кремля. Ей вручили номерную медицинскую карточку с фотографией и за подписью начальника Лечсанупра. В карточке указывались имя, фамилия, место работы, и должность, дата рождения и время вступления в партию, а также номер истории болезни. Отдельная страничка — для членов семьи с указанием степени родства, возраста и номера истории болезни.

На карточке значились правила пользования поликлиникой для начальства:

«Медкарточка действительна только для лиц, в ней перечисленных, и передаваться другим не может. Передача медкарточки лицам, не вписанным в карточку, влечет за собой лишение права пользования медпомощью в Лечсанупре Кремля. При перемене места работы медкарточка должна быть немедленно перерегистрирована в Лечсанупре Кремля в бюро учета тел. К 4-16-74 (ул. Коминтерна, 6)… Несообщение о перемене места работы в 3-дневный срок влечет за собой снятие с медобслуживания».