Николай Зенькович - Высший генералитет в годы потрясений Мировая история

И вот последний день жизни Щорса. Это было 30 августа 1919 года.

Щорс и я приехали в Богунскую бригаду Бонгардта, в полк, которым командовал тов. Квятык (ныне командир-комиссар 17-го корпуса). Подъехали мы к селу Белошицы, где в цепи лежали наши бойцы, готовясь к наступлению.

Противник открыл сильный пулеметный огонь, и особенно, помню, проявлял «лихость» один пулемет у железнодорожной будки. Этот пулемет и заставил нас лечь, ибо пули буквально рыли землю около нас.

Когда мы залегли, Щорс повернул ко мне голову и говорит:

— Ваня, смотри, как пулеметчик метко стреляет.

После этого Щорс взял бинокль и начал смотреть туда, откуда шел пулеметный огонь. Но прошло мгновение, и бинокль выпал из рук Щорса, упал на землю, голова Щорса тоже. Я окликнул его:

— Николай!

Но он не отзывался. Тогда я подполз к нему и начал смотреть. Вижу, показалась кровь на затылке. Я снял с него фуражку — пуля попала в левый висок и вышла в затылок. Через пятнадцать минут Щорс, не приходя в сознание, умер у меня на руках».

Итак, пуля настигла Щорса в расположении полка Квятыка. По версии Дубового, стрелял пулеметчик с железнодорожной будки. Получается, начальник дивизии и его заместитель прибыли незамеченными в полк Квятыка и сразу же направились в залегшие цепи красноармейцев? Неужели приехавших высоких командиров никто не сопровождал? Был ли еще кто-нибудь рядом со Щорсом, кроме Дубового, в тот роковой день?

Поиски других очевидцев становились все более настойчивой необходимостью. Главный свидетель чего-то явно не договаривал. Большие сомнения в правдивости его воспоминаний заронила судебно-медицинская экспертиза 1949 года, доказавшая, что пуля вошла в затылок и вышла в области левой теменной кости, а не наоборот, как утверждал Дубовой, и что выстрел был произведен с очень близкого расстояния, предположительно с 5 —10 шагов. Эксперты допускали, что пуля по своему диаметру была револьверной. Неужели Дубовой темнил насчет пулеметной?

Искать! Надо искать других свидетелей! Не может быть, чтобы командир полка не знал о прибытии в расположение своей части начальника дивизии!

Квятык Казимир Францевич… Архивные данные скупы: поляк, из семьи варшавского железнодорожника, что особенно сдружило со Щорсом, отец которого тоже был паровозным машинистом. Тридцатилетний комполка треть своей жизни прогремел кандалами по всей ближней и дальней Сибири, испробовал Александровский централ, нерчинские рудники и амурские каторжные стройки. Бунтарь по духу, террорист, избежавший из-за малолетства смертного приговора за покушение на жизнь варшавского губернатора, комкор Квятык разделил горькую участь тех, кого перемололи страшные жернова репрессий тридцать седьмого года.

Уйма времени ушла на поиск печатных трудов Квятыка. Напрасные усилия — никаких следов. Был человек — и нет человека. И вдруг, когда, казалось, пропала последняя надежда, — неожиданная крупная удача! В подшивке украинской газеты «Коммунист» за март 1935 года — не верю своим глазам! — небольшая заметка бывшего командира Богунского полка К. Ф. Квятыка о роковом для Щорса дне. «30 августа на рассвете, — восстанавливает события шестнадцатилетней давности боевой товарищ Щорса, — враг начал наступление на левый фланг фронта, охватывая Коростень… Штаб Богунского полка стоял тогда в Могильном. Я выехал на левый фланг в село Белошицу. По телефону меня предупредили, что в штаб полка в с. Могильное прибыли начдив тов. Щорс, его заместитель тов. Дубовой и уполномоченный реввоенсовета 12-й армии тов. Танхиль-Танхилевич. Я доложил по телефону обстановку… Через некоторое время тов. Щорс и сопровождающие его подъехали к нам на передовую… Мы залегли. Тов. Щорс поднял голову, взял бинокль, чтобы посмотреть. В этот момент в него попала вражеская пуля…»

В заметке Квятыка нет упоминания ни о пулемете, ни о железнодорожной будке, ни о направлении полета пули, оборвавшей жизнь начдива. И все же главная ценность его рассказа не в этом, хотя досаду исследователя на отсутствие в публикации столь важных подробностей можно понять. Короткая газетная заметка позволила установить имена людей, присутствовавших при роковом выстреле, которых Дубовой почему-то не называет. Не исключено, что с определенной целью. Ограничение кем-то круга лиц, сопровождавших Щорса, до одного человека, которым являлся сам Дубовой, могло быть сознательно направлено на укрепление в массовом сознании версии о пулеметном выстреле с железнодорожной будки. А если учесть, что уже в первые дни после гибели Щорса наряду с официальной версией — убит случайной пулей — упорно ходила и другая, приписывавшая выстрел своим, то говорить правду о таком количестве людей, находившихся рядом с начдивом, значило бы давать пищу для распространения и усиления подозрений. Выходит, если легенда об одном человеке, сопровождавшем Щорса на передовую, где-то и кем-то отрабатывалась, значит, было что скрывать?

Таким образом, дело приобрело неожиданный оборот. Кроме Дубового, так сказать, «законного» свидетеля, длительное время считавшегося единственным, обнаружилось еще двое, находившихся вблизи Щорса. Наименее известна и наиболее темна из них личность Танхиля-Танхилевича Павла Самуиловича, двадцатишестилетнего одесского щеголя и пройдохи, умевшего сносно говорить по-французски и по-английски, закончившего гимназию, ставшего летом 1919 года политинспектором реввоенсовета 12-й армии. Через два месяца после гибели Щорса этот хлыщ поспешно исчезает с Украины и объявляется на Южном фронте, уже в качестве старшего цензора-контролера военно-цензурного отдела реввоенсовета 10-й армии. Сторонники версии о причастности политинспектора к убийству Щорса (в марте 1989 года в республиканской газете «Радянська Украина» прямо сказано, что Щорса застрелил Танхиль-Танхилевич с санкции реввоенсовета 12-й армии) считают это звеньями одного замысла: те, кто его планировал, постарались упрятать подальше исполнителя.

Киевская «Рабочая газета» опубликовала недавно отрывки из написанных в 1962 году, но не печатавшихся по известным причинам воспоминаний генерал-майора С. И. Петриковского (Петренко). В момент гибели Щорса он командовал отдельной кавбригадой 44-й дивизии. В записках генерала содержится ряд ценных свидетельств, имеющих касательство к расследуемой нами истории. Особенно важны его оценки поведения и личности П. С. Танхилевича. Оказывается, комбриг тоже сопровождал Щорса на передовые позиции!

«30 августа, — пишет еще один неожиданно объявившийся свидетель, — Щорс, Дубовой, я и политинспектор из 12-й армии собрались выехать в части вдоль фронта. Автомашина Щорса, кажется, ремонтировалась. Решили воспользоваться моей…