Питер Маас - Исповедь Джо Валачи
Бухальтер унаследовал ресторанный рэкет Шульца, а Лючиано и Дженовезе забрали гигантский «лотерейный» банк в Гарлеме, к которому они уже давно присматривались. «Счастливчик Чарли разрешил заниматься «лотереей» всем членам «семьи», — рассказывает Валачи. — Нельзя было только работать не на своей территории или переманивать чужих «инспекторов» и «шестерок». Для контроля над «лотереей» вместо Чиро Терранова был назначен другой «лейтенант» из «семьи» Лючиано — Майк Коппола, по прозвищу Курок». Когда-то могущественный Артишоковый Король не стал протестовать; стареющий и больной Терранова был рад уйти на покой. Как заметил Валачи с сожалением в голосе, «Чиро дали возможность умереть в постели».
По существу, стратегия Лючиано была безошибочной, и в «Коза ностре» постепенно стала устанавливаться атмосфера всеобщего преуспевания. «Лотерейный» бизнес Валачи процветал до такой степени, что даже он не имел ничего против расходов на подкуп полиции по мере расширения своих операций. На доходы от «лотереи» он содержал «лошадиную комнату» в Уайт-Плейнсе, где почтенные дамы из пригорода могли скоротать послеобеденные часы, делая ставки на скачках, которые шли в различных городах страны. Валачи также начал понемножку баловаться ростовщичеством. «Если бы вы меня спросили, как у меня тогда шли дела, — говорит он, — мне бы пришлось ответить, что дела шли хорошо».
Но Голландцу Шульцу еще представилась возможность улыбнуться в своем гробу. Американская общественность долгое время относилась к рэкету с безразличием, если не с любопытством. В самом деле, Лючиано, да и Шульц, были не меньшими знаменитостями, чем какой-нибудь популярный писатель или актер. Внезапно, как это иногда случается, по стране начал нарастать гул благородного негодования в связи с деятельностью мафии — причем в самый неподходящий для Лючиано момент. Нью-йоркский прокурор по особым делам Дьюи, упрямый и обладающий политическими амбициями республиканец, не стесняющийся копаться в делах коррумпированного руководства демократической партии, решил сделать имя на борьбе с рэкетом. Лишенный Шульца в качестве своей мишени Дьюи перевел прицел на Лючиано, который (ирония судьбы!), по-видимому, спас его от неминуемой смерти. И чтобы привлечь всеобщее внимание, Дьюи выбрал беспроигрышный вариант — он обвинил Лючиано в подрыве общественной морали.
Подозрения о грядущих неприятностях появились у Валачи во время одного из его редких визитов в манхэттэнский бордель. «Вообще-то я этим делом не увлекался, — говорит он, — но в тот вечер я просто не смог не составить компанию ребятам, которые туда собирались. В борделе он случайно услышал, как одна из проституток испуганно прошептала своей товарке, что они являются ребятами Чарли, и с ними надо вести себя поосторожнее. Валачи подумал, что Лючиано вряд ли понравится упоминание его имени всуе, да еще в подобных обстоятельствах. Поэтому он решил доложить об услышанной беседе. Но прежде чем Валачи успел это сделать, Лючиано по просьбе Дьюи арестовали в Хот-Спрингсе, штат Арканзас, и доставили в Нью-Йорк, где Счастливчику предстояло предстать перед судом по многочисленным обвинениям в вовлечении в проституцию. «Я просто обалдел, когда об этом узнал, — вспоминает Валачи. — Счастливчик Чарли — это вам не какой-нибудь сводник. Он был боссом».
В каком-то смысле Валачи прав. Лючиано в общем-то не нуждался в проституции, как источнике доходов, но он занялся указанным бизнесом как раз потому, что к этому обязывало его положении в мафии. «Сухой закон», являвшийся для «Коза ностры» золотым дном, был отменен, и определенное количество мафиози осталось не у дел. В связи с этим поиск новых видов рэкета превратился в жизненную необходимость. В то время проституция в Нью-Йорке существовала на основе более или менее свободного предпринимательства. В городе имелось более двухсот независимых борделей, и бизнес там шел совсем неплохо. Вопрос стоял просто: либо Лючиано объединит их в один картель, либо инициатива будет упущена, и это сделает кто-либо еще, подобно Шульцу, перехватившему в свое время «лотерейный» бизнес.
Согласно документам, 17 июля 1936 года Лючиано приговорили к лишению свободы на срок от тридцати до пятидесяти лет. Особенно ужасным для отличавшегося привередливыми вкусами Лючиано было то, что наказание ему. Пришлось отбывать в Даннеморе. Эта мрачная, продуваемая ветрами тюрьма строгого режима расположена вблизи канадской границы и не без основания называется заключенными «Сибирью». Там Лючиано пробыл до 1942 года, когда началась его несколько скандальная деятельность, связанная со Второй мировой войной.
Военно-морские силы США стали проявлять озабоченность по поводу возможного саботажа и сбора разведывательных данных вражескими агентами в районе нью-йоркского порта. Каким-то образом возобладала идея, заключающаяся в привлечении членов портовых мафиозных группировок к борьбе с такой деятельностью. Но кто в этом деле мог лучше всех справиться с ролью посредника, как не сам мафиози номер один? Первой осязаемой выгодой от сотрудничества с властями для Лючиано стал его перевод из Даннемора в не столь отдаленную и более уютную тюрьму в Олбани, столицу штата Нью-Йорк. Широкой публике так и не удалось узнать, в чем конкретно заключалась помощь со стороны Лючиано. Но еще больше вопросов вызывают последовавшие события. В 1945 году адвокаты Лючиано стали добиваться его помилования в знак признания правительством заслуг Счастливчика в военные годы. В конце концов, он его получил. С решением о помиловании тесно связан тот факт, что Лючиано перед арестом так и не удосужился получить американское гражданство, и, получив свободу, он был немедленно депортирован в Италию. При этом власти исходили из ложной теории, что, оказавшись за пределами США, Счастливчик перестанет быть американской проблемой.
Успешное обвинение Лючиано, которое осуществил Дьюи, произвело такой взрыв в «Коза ностре», что организация послабее, пожалуй, его бы не вынесла. После Капоне в мафии не было столь могущественной фигуры, которую удалось убрать со сцены. Падение Лючиано, однако, было более драматичным, чем Капоне. Тот, в конце концов, представлял из себя не более чем неотесанного горлопана, в то время как Лючиано, с его городским лоском, считался «рэкетиром нового поколения», предпочитающим выглядеть нормальным бизнесменом-магнатом, управляющим своими делами из-за стола из красного дерева.
Для Валачи история с Лючиано стала гигантской личной потерей. «Боже мой, — говорит он, — ну почему это должно было случиться именно со Счастливчиком? Почему на его месте не оказался кто-нибудь другой? Мои дела шли так хорошо. Он мне сильно помог с «лотереей», и я становился к нему все ближе. А что со мной будет дальше? Поверьте, я чувствовал себя ужасно. Всякий раз, когда ко мне кто-нибудь начинал проявлять слишком много интереса, я понимал, как мне не хватает Чарли».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});