Берлин-45 - Сергей Егорович Михеенков
Маршал Г. К. Жуков явно подталкивал Берзарина к Рейхстагу. Однако к вечеру следующего дня судьбу Рейхстага решила 150-я стрелковая дивизия 3-й ударной армии. Её штурмовые группы уже атаковали высокое, увенчанное провалившимся куполом здание. Артиллерии всех армий, наступающих к центру Берлина, приказано было прекратить огонь.
Когда командир 9-го стрелкового корпуса доложил Берзарину, что его передовые батальоны остановлены перед комплексом зданий гостипографии, что открытая местность перед ними простреливается из пушек и миномётов и что лёгкая артиллерия эффекта не даёт, он приказал подвести для стрельбы прямой наводкой 305-мм орудие. Одно за другим рушились кирпичные здания, погребая под обломками и щебнем своих защитников. Уцелевшие перебрались в здания, стоявшие в глубине квартала. Огонь 305-мм орудия их не доставал, мешали руины впереди стоявших зданий. И тогда – о, русская смекалка! – бойцы штурмовых групп атаковали их трофейными 300-мм реактивными снарядами. Пуски снарядов производили с лотков, из окон и мансард – по соседним окнам. Лотки конструировали тут же, на передовой, кустарным способом. Вскоре с гарнизонами последних зданий типографии было покончено. Позже Берзарин с интересом и ностальгией разглядывал уцелевшее типографское оборудование, металлические кассы в наборном цеху, переплётные станки…
Вечером 30 апреля в штаб армии поступил приказ штаба 1-го Белорусского фронта № 006: «Войска 3-й ударной армии генерал-полковника Кузнецова, продолжая наступление, сломили сопротивление врага, заняли главное здание Рейхстага и сегодня, 30.4.45 г. […] подняли на нём наш Советский флаг. В боях за район и главное здание Рейхстага отличился 79-й стрелковый корпус генерал-майора Перевёрткина[90] и его 171-я стрелковая дивизия полковника Негоды и 150-я стрелковая дивизия генерал-майора Шатилова». Но бои продолжались. Живые оттаскивали убитых, перевязывали раненых. Те уныло брели в тыл. Пехотинцы короткими бросками перебирались от окна к окну, от здания к зданию, от руины к руине. В ход шли ручные гранаты и трофейные фаустпатроны. Перед самым штурмом Берлина личный состав обучили пользоваться этой нехитрой штуковиной, и теперь бойцы не хуже фольксштурмовцев палили по целям из сверхоружия фюрера. Из глубины кварталов через головы атакующих штурмовых групп, нащупав цели, часто били самоходки и танки. Когда наступала пауза или ночь прекращала атаки, бойцы и командиры засыпали тут же, под уцелевшими стенами на грудах щебня в обнимку с автоматами, положив под головы потные пилотки.
После окончания боёв в интервью одному из корреспондентов центральных газет Берзарин сказал: «Думаю, что такого массового героизма, какой проявлялся в эти дни в битве за Берлин, ещё никогда не было. Да, да, поверьте мне, старому солдату. В чём секрет этого героизма, понять нетрудно: желание быстрее добить врага и победно закончить войну. И как результат этого – всеобщее воодушевление! И, конечно, воинское мастерство и труд. Солдатский подвиг рождается в труде. Без этой взаимосвязи невозможно понять и правильно оценить героизм советских воинов…»
Самое прекрасное после вдохновения – это самоотверженность; вслед за Поэтом первым идёт Солдат; не его вина, если ему суждена доля илота.
Армия слепа и бессловесна. Она бьёт наугад оттуда, куда её ставят.
Ей ничего не надо, и она действует механически. Это большая машина, которую приводят в движение и которая наносит смерть; но это и нечто такое, что способно страдать.
Бои продолжались с прежним ожесточением. 30 апреля передовые группы 5-й ударной ворвались в Имперскую канцелярию.
В коридорах – вороха бумаг. Пачки листовок, перевязанные шпагатом. Отпечатаны, видимо, в той самой типографии, которую только что разнесли в пух и прах орудия большой мощности и сапёры из штурмовых групп. На одной из них воззвание Йозефа Геббельса к берлинцам и солдатам гарнизона: «Браво вам, берлинцы! Берлин останется немецким! […] Уже движутся отовсюду к Берлину корпуса и армии, готовые защищать столицу, нанести решающее поражение большевикам и в последние часы изменить судьбу нашего города…»
Бои продолжались. А новый советский комендант Берлина часть своего времени и энергии уже тратил на то, чтобы на освобождённой от нацистов территории гражданское население почувствовало бы себя действительно освобождённым. И прежде всего было необходимо, чтобы в полную силу заработали тылы: ротные и батарейные повара, согласно отданному приказу, должны делать дополнительную закладку и кормить гражданских.
Из воспоминаний бывшего командира 771-го артиллерийского полка 248-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии полковника В. А. Жилкина: «Кажется, 29 апреля мы оказались в расположении полков своей дивизии, в зоне вражеского пулемётно-артиллерийского и миномётного огня. С наступлением темноты наша 6-я батарея произвела смену позиции, чтобы участвовать в штурме главного объекта немецкой обороны.
Здесь я должен уточнить, что карт Большого Берлина у нас оказалось мало, на всех офицеров не хватало. Командующий артиллерией корпуса пообещал нам, что выдаст нам некоторое количество карт дополнительно. Указали координаты, и я с двумя автоматчиками отправился в штакор. Это был уже “тыл”. Я стал свидетелем того, как берлинцы, старые и малые, начали выбираться из подвалов и других укрытий. У афишной тумбы уже толпилось до десятка немцев, они читали наклеенный там приказ коменданта города. Возвращаясь с пачкой карт, полученных в штабе корпуса, я увидел порядочную толпу. Стоял грузовик, и двое наших солдат выдавали немцам хлеб и консервы. Под напором голодной толпы солдаты растерялись. Подбирая немецкие слова, я крикнул, призывая соблюдать порядок. Мгновенно люди вытянулись в цепочку: слова мои подействовали.
В сторонке, не решаясь подойти к толпе, стояла ветхая старушка с девочкой 10–12 лет. Обращаясь ко мне, офицеру, старушка стала что-то лепетать. Фразы её можно было понять и без перевода – от голода у неё блестели глаза. Рот у её внучки был раскрыт, она делала глотательные движения. Я взял у солдат из ящика банку консервов, буханку хлеба и отдал старой женщине. “Данке щён, данке щён”, – шептала старушка, а девочка протянула руку, и на раскрытой ладошке лежали золотые женские часики. Я сделал отрицательный жест рукой, как мог, пояснил, что вот-вот стрельба закончится. Вся толпа стояла тихо и смотрела на меня, как на чудотворца. Снабженцы пояснили мне, что раздача продуктов ведётся по приказу советского коменданта. В тот день Берзарин накормить берлинцев не мог, конечно, но он сеял надежду на спасение…»
Штаб Берзарина в те дни по-прежнему размещался в Карлсхорсте, в комплексе зданий бывшего сапёрного училища сухопутных войск. Несколько дней назад 301-я стрелковая дивизия выбила отсюда элитное подразделение немцев, и теперь из училища расходились приказы, обращённые не только к наступающим войскам, но и к тылам, а также к берлинцам. Комендант Берлина уже действовал. 30 апреля в освобождённых кварталах города было расклеено обращение – знаменитый Приказ № 1:
«Населению города соблюдать полный порядок и оставаться на своих местах.
Национал-социалистскую немецкую рабочую партию и все подчинённые ей организации (“Гитлерюгенд”, “Фрауеншафт”, “Штудентенбунд” и проч.) распустить и деятельность их воспретить.
Руководящему составу всех учреждений НСДАП, гестапо, жандармерии, охранных отрядов, тюрем и всех других государственных учреждений в течение 48 часов с момента опубликования настоящего приказа явиться в районные и участковые военные комендатуры для регистрации.
В течение 72 часов на регистрацию обязаны также явиться все военнослужащие немецкой армии, войск СС и СА, оставшиеся в Берлине.
Не явившиеся в срок, а также виновные в укрывательстве их будут привлечены к строгой ответственности по законам военного времени.
Должностным лицам районных управлений явиться ко мне для доклада о состоянии их учреждений и получения указаний о дальнейшей деятельности этих учреждений.
Все коммунальные предприятия, как-то: электростанции, водопровод, канализация, городской транспорт, метро, трамвай, троллейбус; все лечебные учреждения; все продовольственные магазины и хлебопекарни должны возобновить свою работу по обслуживанию нужд населения.
Рабочим, служащим перечисленных учреждений оставаться на своих местах и продолжать исполнение своих обязанностей.
Должностным лицам государственных продуктовых складов, а также частным владельцам в течение 24 часов с момента опубликования настоящего
