История ростовского летчика. Домой сквозь годы - Константин Владимирович Ярошенко
И наконец, верхом лживости и беспардонности является утверждение Госдепа о том, что у меня по прибытии в Нью-Йорк была возможность встретиться с российским консулом. Сама постановка вопроса неправильная. Американцы обязаны были сами в тот же день официально проинформировать консульскую службу России в США. Сделано это не было, что является нарушением всех норм международного права.
Уже находясь в США, но еще не осознавая, где я все же нахожусь, под давлением незнакомых мне людей я подписал подложные документы, с которыми не мог ознакомиться по причине своего тяжелого морального и физического состояния. После этого меня куда-то привезли, и я оказался в карцере для особо опасных преступников. Первые сведения обо мне моя жена Виктория получила только 2 июня. До этого дня российские консульские отделы ни в Африке, ни в Америке ничего ей толком сообщить не могли. Даже позднее, когда посольство России в Гане направило в МИД Либерии соответствующую ноту, либерийцы растерянно ответили, что они «не в курсе», и пообещали провести «тщательное расследование». Из этого можно сделать вывод, что версия о «совместной» американо-либерийской антинаркотической операции выглядит как минимум сомнительно.
Как я уже говорил, 2 июня моей жене позвонил неизвестный человек и через переводчика сообщил, что он представляет мои интересы, а я нахожусь в тюрьме на Манхэттене в Нью-Йорке и обвиняюсь в тайном сговоре по транспортировке наркотиков. Поначалу Вика решила, что это недобрая шутка. Но затем поняла, что все более чем серьезно.
То есть получалось, что мне уже были предоставлены адвокаты, а я сам не мог связаться ни с российским консульством, ни с родными. Телефонные переговоры в тюрьме платные, денег у меня не было, и моя так называемая защита даже не думала помочь мне. Помог лишь случай: меня перевели в блок с русскоязычным заключенным из Нью-Йорка, и тот одолжил мне деньги на телефонный звонок. Произошло это 8 июня. Тогда-то я впервые смог поговорить с женой.
В разговоре с Викой я попросил ее перевести деньги, чтобы я смог купить нижнее белье, носки, средства гигиены, что-нибудь из еды, а также на дальнейшие переговоры. Но, как сказала потом моя жена, американские адвокаты в ответ на просьбу указать счет тюрьмы для перевода денег стали вести себя попросту издевательски. Они две недели тянули резину и только потом заявили: шлите нам, мы передадим. Однако за это время мой русскоязычный сосед по камере дал мне номер телефона своей матери в Нью-Йорке, и деньги передали через нее.
Мне также было отказано в медицинском обслуживании и лечении, в котором я очень нуждался после перенесенных пыток и избиений.
Обвинительный акт подписал федеральный прокурор Южного округа Нью-Йорка Притендер (Прит) Бхарара.
В нем я был назван в одном ряду с прочими фигурантами, обладателями неких экзотических имен. Из лживого обвинительного документа следует, что «начиная с 2007 года “или примерно в это время” (излюбленный оборот обвинительного акта. – К. Я.) обвиняемые пытались создать в Либерии перевалочный пункт для последующего сбыта тысяч килограммов кокаина в Европе и в других странах африканского континента»; «обвиняемый Константин Ярошенко, пилот самолета и эксперт по авиаперевозкам, осуществлял транспортировку тысячекилограммовых партий кокаина в Южную Америку, Африку и Европу. В его управлении находилось пять самолетов, с помощью которых доставлялся кокаин».
Заявляю со всей ответственностью, что никогда не был в Южной, Центральной и Северной Америке, а в Европе был лишь транзитом по пути в Африку. Все мои передвижения по планете подтверждаются отметками в загранпаспорте. В связи с этим я никоим образом не мог осуществлять «транспортировку тысячекилограммовых партий кокаина в Южную Америку и Европу». Подобные обвинению являются откровенной ложью. С 2007 года по 2010 год я наездами работал в Гвинее и ее регионе, в Либерию впервые попал только 11 мая 2010 г., что тоже отражено в загранпаспорте.
Более того, из заявлений прокуратуры следовало, что я готовился перевезти наркотики на предложенном мне агентами DEA самолете Ан-12. Между тем Колумбию и Либерию разделяют более 7 000 километров, и для таких расстояний нужны совсем другие самолеты, а не Ан-12, к тому же в полуразобранном и неисправном состоянии.
Правоохранительные, разведывательные и прочие властные структуры США, которые обладают огромными техническими, финансовыми и иными возможностями, даже не удосужились проверить все приведенные в обвинении факты и поинтересоваться, кем я был и есть на самом деле.
И совсем уж плохо у американских «борцов с наркотиками» обстояли дела относительно Либерии. Фантазия обвинителей разыгралась до такой степени, что они перестали вообще хоть как-то считаться с реальностью. Если верить им, то 11, 12, 13 и 15 мая я вел переговоры с членами террористической организации FARC (Революционные вооруженные силы Колумбии).
Впрочем, у обвинения был еще, так сказать, «козырь в рукаве». Речь шла о том, что у «борцов» с наркомафией имелись некие аудио– и видеозаписи, доказывающие мою вину. В обвинительном акте утверждалось, что я лично сообщил, как с помощью пяти самолетов перевозил контрабанду.
Я категорически отрицал тот факт, что делал подобного рода высказывания и заявления, но это никого не интересовало. DEA и прокуратура США не предоставили никаких подтверждающих документов, в том числе и указанных записей.
Можно смело утверждать, что со своей работой правительственные адвокаты не справились. Или не захотели справляться. Их заявления о том, что я «обязательно сяду» и что их задача состоит исключительно в том, чтобы добиться сокращения срока заключения, возмутили меня и мою семью.
Мы приняли решение обратиться к другим адвокатам. В ответ услышали: «Попробуйте. Это вам дорого обойдется».
Мне объяснили, что американцы не допускают к рассмотрению дел и участию в судебных процессах зарубежных юристов; что американская судебная система, мягко говоря, не совсем соответствует классическому римскому праву. Например, американцы свято следуют принципу «Признание обвиняемого – царица доказательств». То есть признание подсудимым своей вины считается главной уликой и основным доказательством. Подобное недопустимо в суде цивилизованного государства, ведь важно доказать вину, а не добиться признания подсудимого любыми средствами. Человек может оболгать себя из самых разных соображений (например, в преступных сообществах мелкие уголовники обязаны брать на себя вину крупных) или же под физическим и моральным давлением сотрудников правоохранительных органов. Давно не секрет, что в США такое давление оказывается, тем более в отношении иностранцев, подозреваемых в серьезных преступлениях. Не говоря
