Никита Хрущев - Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2
Но после того как противник прорвался к берегу в этом районе, мы напрягли все силы, что было нелегко, и разрушили собственную переправу. Не то враг мог бы ее использовать и выскочить на левый берег реки. Потеря переправы тяжело сказалась на нас. Фактически была нарушена возможность получать боепитание и пополнение для расположенных в городе войск. Наплавной мост был разрушен. В те дни к нам приехал и Малышев[114]. Я хорошо знал Малышева и уважал его. С какой целью он был прислан и что он должен был делать, мне не было понятно тогда и непонятно сейчас. Мы встречались, разговаривали. Но конкретно могли он нам помочь? Ничем, конечно. Однажды произошел такой эпизод. Хочу рассказать о нем, так как он характерен для поведения Сталина, особенно в ту пору. Звонит мне вдруг Сталин и довольно нервно, в грубой форме задает вопрос: "Что это вы приступили там к эвакуации города?". И начал резко высказывать свое неодобрение. Отвечаю: "Товарищ Сталин, кто вам докладывал? Никакой эвакуации города нет и ничего такого не делается. Не знаю, откуда вы получили такие сведения, но эти сведения совершенно неверны". Он положил трубку. Я задумался, кто мог сказать ему такую пакость и подбросить ее лично мне?
Решил позвонить уже уехавшему от нас Малышеву, хотя и не думал, что Малышев может пойти на такую низость. Да и разговора у меня с ним на эту тему никакого не было. Ни он не поднимал такого вопроса, ни я. Говорю: "Вот, товарищ Малышев, звонил мне товарищ Сталин". И рассказываю, зачем он мне позвонил. "Да, - отвечает Малышев, - мне он тоже только что звонил и буквально в таких же выражениях высказал свое негодование. Сам не знаю, кто мог сочинить такую ложь". Тут я подумал: "Черт его знает, Чуянова. Не он ли? Вряд ли Чуянов пошел на такую низость". Позвонил Чуянову. Спрашиваю: "Товарищ Чуянов, вы не знаете, ставил кто-либо вопрос об эвакуации города? Сталин звонил по этому вопросу". Чуянов: "Он и мне звонил тоже и очень возмущенно выражал свое негодование". Когда я опросил этих людей, то больше уже ни к кому не обращался. Понял, что это была проверочная выдумка Сталина, видимо, для профилактики. Никто об эвакуации не думал и никто ничего не делал для нее, хотя и нужно было бы подумать, нужно бы! Но я уже знал, что проявить такую инициативу - значит нарваться на очень неприятные последствия. Инициативу проявил сам Сталин, но поздно. Снова Сталин позвонил уже тогда, когда была утрачена всякая возможность эвакуации оборудования заводов Сталинграда: "Нам нужно пустить завод на востоке, нельзя ли станочное оборудование тракторного, оружейного и других заводов эвакуировать?". Отвечаю: "Товарищ Сталин, сейчас уже совершенно невозможно эвакуировать что-либо. У нас нет никаких наплавных средств. Мы с трудом питаем армию, переправляем только нетяжелые грузы". "Ну, тогда что сможете". Я говорю: "Попытаемся".
Начали мы было кое-что демонтировать из станочного оборудования, подтащили к Волге, в район переправы, но, кажется, так ничего и не вывезли. Потом это оборудование лежало там. Его забрали уже после разгрома группировки Паулюса. Вот такой имел место эпизод. Да ведь поступить иначе было не в наших интересах. Если бы действительно мы смогли вывезти из Сталинграда станочное оборудование, как сделали это в Харькове, то эти станки ох как пригодились бы! Много станков эвакуировали мы из Запорожья, буквально под носом у противника. Мы поручили провести эту операцию Корнийцу. Он был в те дни либо членом Военного совета Южного фронта, либо, кажется, представителем правительства Украины[115]. Корниец сыграл большую роль в эвакуации оборудования, и это оборудование сейчас же пошло на восток, что очень положительно сказалось на создании оборонной промышленности на новом месте. В Сталинграде же это не было сделано в результате неправильного понимания дела Сталиным. Он связывал, сковывал нашу инициативу, хотел все регламентировать из Москвы, а такая регламентация выходила нам буквально боком, потому что она парализовывала инициативу и не предоставляла возможности маневра даже в вопросах передвижения войск.
Я уже не говорю об эвакуации оборудования. Тут был приоритет Центра, мы не могли ничего делать без указаний свыше. Прилетел в Сталинград Маленков. Не знаю, зачем он тогда прилетел и чем мог нам посодействовать. Но прилетел ведь из Москвы, а Москва, как говорится, видит выше и дальше. Вот и находился он у нас, проводил дни и ночи без всякой пользы для себя и без пользы для нас. Потом, когда противник вплотную подошел к Сталинграду и стал просачиваться в город, усилилась бомбежка и начались пожары, прилетели Василевский, командующий Военно-Воздушными Силами Новиков, начальник артиллерии Воронов[116]. Воронов и раньше прилетал к нам и бывал по нескольку дней, а потом улетал. Я был не очень высокого мнения о людях, которые приезжали из Ставки. Конкретно они ничем нам помочь не могли за исключением только тех случаев, когда Воронов или Новиков, или еще кто-либо, приезжавший по поручению Ставки, привозил что-нибудь реальное.
Реальное - это боекомплекты, авиация, пехотные или артиллерийские части и т. п. Если же они приезжали сами по себе, так сказать, своими собственными персонами, которые мы себе и без того наглядно представляли, потому что все эти люди были хорошо нам известны, то это нас не радовало. Просто они отнимали у нас время, не принося никакой пользы делу. Вот и собрались тогда Василевский, Маленков, Воронов, Новиков, другие представители Ставки. Одним словом, очень много народу. Так как город горел и находился все время под бомбежкой, то городское руководство тоже перебралось в наш командный пункт. Возникла там теснота. Как говорится, не повернуться. А обстановка все ухудшалась. Как раз в то время (а это всегда бывало в самый критический момент) я чувствовал обостренное внимание к себе со стороны Сталина. Я не раз видел, как при острых поворотах событий шушукаются между собой Василевский с Маленковым. Они, видимо, выгораживали собственные персоны. Видимо, готовили сообщение, чтобы при неудаче свалить вину на кого-то другого. На кого же? Конечно, на командующего войсками и члена Военного совета фронта в первую голову. Правда, со стороны Василевского я не чувствовал неправильного понимания нашего положения. Когда они шушукались, я считал, что проявлял инициативу Маленков. Сам-то он в военных вопросах ничего не понимал, но в вопросах интриганства обладал шансами на успех. Ведь ему надо было вернуться в Москву и что-то доложить Сталину: зачем он поехал и что он сделал. А вернется, не решив задания, и противник прорвется в Сталинград, надо будет как-то это объяснить.
А как? Конечно, те лица, которые командуют войсками, они-то и виновны. Я, может быть, утрирую, рассуждая за него, но примерно в таком духе докладывалось в Центр о ходе событий у нас. Потом Василевский и Маленков сказали мне, что получили указание из Москвы и улетают. Переправились через Волгу на левый берег и поехали на аэродром Гумрак. Затем все уехали. После такой толчеи, которая была на командном пункте, у нас наступила, я бы сказал, жуткая тишина, какая бывает порой в лесу. Никого не осталось! Остались только мы с Еременко, а с нами - небольшой оперативный штаб. Штаб фронта расположился на левом берегу, с тем чтобы получать сводки, иметь связь с армиями, обеспечивать их боеприпасами и другими видами снабжения войск. Все это было расположено на левом берегу. Следовательно, там были и все люди. Противник продолжал теснить наши войска и по-прежнему старался ворваться в город. Наши войска упорно держали оборону. Был как-то такой момент, когда я подумал, что Сталин примирился с тем, что немцы займут город. Поэтому он и приказал вывезти оттуда всех, кто не был там нужен и не приносил пользы. Остались только мы с командующим. Мы понимали, что наше место - тут. Уже в конце лета (было еще тепло) приехал к нам генерал Голиков. Сталин позвонил, заранее предупредил, что приедет Голиков. Голиков был на хорошем счету у Сталина, и он на него возлагал какие-то особые надежды. Считал, что сможет помочь организовать бои в самом городе. Голиков был назначен первым заместителем командующего войсками Сталинградского фронта[117]. Функции его заключались в том, что мы с командующим посылали его туда, где ощущались необходимость в глазе и подбадривании войск присутствием командования фронта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});