Тюремный доктор. Истории о любви, вере и сострадании - Аманда Браун
Один вопрос мне запомнился особо, потому что сильно меня задел. Коронер перебил адвоката, чтобы спросить самому:
– Зачем вам понадобилось повторно загружать его данные, доктор Браун?
Он глядел на меня поверх очков, все с тем же ледяным выражением. Речь шла о том, что я загрузила данные Дэниела еще раз после того, как закончила осмотр. Я делала так почти всегда, чтобы убедиться, что записала все правильно и не сделала никаких ошибок. Охрана вечно давила на докторов, чтобы те быстрей осматривали заключенных, так что я обычно проверяла свои записи и исправляла ошибки, допущенные в спешке.
Однако вопрос коронера сбил меня с толку. Он словно подозревал, что я пыталась что-то скрыть. Может, я принимала ситуацию слишком близко к сердцу, и ему просто хотелось разобраться, почему я проверила записи после осмотра, однако из-за общего напряжения мне тяжело было мыслить ясно.
В воздухе повисло молчание, все ждали моего ответа. Я застыла на месте. Слова застряли у меня в горле, и я не могла говорить. С каждой секундой уверенность убывала, мне казалось, что все в зале думают, будто я совершила какое-то преступление. Было ужасно обидно оттого, что я изо всех сил старалась всегда поступать правильно, а теперь мои намерения оказались под сомнением.
Мысли стремительно проносились одна за другой у меня в голове, но я по-прежнему ничего не могла сказать. В душе я знала, что в тот вечер все сделала в точности как следовало. Казалось, что я вот-вот могу лишиться чувств. Наконец, я заставила себя ответить и сумела продержаться до конца, когда судья объявил, что вопросов больше нет.
Стараясь держать спину прямо, я встала со свидетельского места. С каждым шагом ноги все больше превращались в желе. Карен жестом показала, что ждет меня у дверей. В молчании я прошла через зал, чувствуя на себе осуждающие взгляды присутствующих. В действительности же, скорее всего, они смотрели на следующего свидетеля, которого начали приводить к присяге.
Выйдя в шумный коридор, я с облегчением вздохнула. Наконец-то я снова могла дышать!
– Ты отлично справилась, – мягко сказала Карен, – молодец!
Я слабо улыбнулась, внезапно осознав, до чего измучена. Карен меня обняла, и тут я сдалась: обхватила ее руками и расплакалась.
– Это было ужасно! – прошептала я, когда смогла, наконец, говорить.
Она ласково погладила меня по спине.
– Все хорошо. Все уже позади.
Однако для меня тот суд не прошел даром. Я так и не смогла его забыть, как и многие другие тюремные драмы. Он стал ударом по моей уверенности, зародил сомнения, от которых я вновь стала чувствовать, что меня недооценивают, что я не приношу людям реальной пользы.
Глава двадцать первая
За все предыдущие годы медицинской практики, до перехода в тюрьму, мне ни разу не приходилось бывать в Коронерском суде. Но за 7 лет, проведенных в Скрабс, я побывала там целых четыре раза. Почему-то вместо того, чтобы привыкнуть и относиться к этой процедуре спокойнее, я с каждым разом испытывала от нее все больший стресс.
Работа в Скрабс лишилась своего романтического флера. Я боялась опять угодить в Коронерский суд и стала с настойчивостью параноика записывать все подробности осмотров, которые проводила. Страх что-то упустить не давал покоя. Я боялась, что рано или поздно вину возложат на меня. Мне говорили, что в тюрьме надо держаться уверенно, но теперь я чувствовала себя так, будто всякий раз ступаю по битому стеклу.
Вскоре после вышеописанного судебного заседания ситуация еще ухудшилась, потому что по тюрьме стал распространяться какой-то новый наркотик. Эффект он оказывал оглушительный: те, кто его принимал, либо превращались в зомби, либо становились крайне агрессивными. У некоторых начинались припадки, оканчивающиеся потерей сознания.
Обеспокоенная безопасностью заключенных, я уже предчувствовала, что рано или поздно от этой дряни кто-нибудь умрет.
Дошло до того, что в тюрьме раз за разом гремели сигналы тревоги, а я бегала из крыла в крыло, осматривая заключенных, которые либо оправлялись от действия наркотика, либо вырывались из рук охранников, вынужденных их держать.
Как врач я ничего не могла сделать. Иногда мы отправляли их в госпиталь, но оттуда они сразу же возвращались в тюрьму, поскольку организму просто требовалось время, чтобы вывести наркотик.
Страх, что вот-вот появятся жертвы, заставил меня возненавидеть работу, которую я раньше любила. Последней каплей стал случай, произошедший вечером в крыле С. Сестры уже сопроводили заключенного в медицинский кабинет; за пару минут до этого он упал в обморок на галерее. Его уложили на кушетку, и там-то я его и нашла. Парень был совсем бледный, худой, весь в прыщах и с огромной язвой от герпеса на нижней губе. Он выглядел истощенным и замученным, словно не спал уже несколько недель.
Сильвия тоже пришла и ждала, пока я дам распоряжения.
– Слава Богу, ты тут, – сказала она, – сегодня просто ужас что творится. Один за другим. Что такое с этим местом?
Она устало покачала головой.
– У Алекса начался припадок прямо на галерее. Я уже загрузила его карту в компьютер.
Пробежав карту глазами, я обнаружила, что пациент – не новичок в тюрьме. Он регулярно оказывался в заключении, начиная с 15 лет, и страдал несколькими серьезными заболеваниями. Поначалу я заподозрила у него эпилепсию, но в карте о ней не говорилось ни слова.
– Похоже, дело в этом самом… – Сильвия, раздраженная, закатила глаза. Я поняла, что она намекает на наркотик.
– Никогда больше его не приму, док, – пробормотал парень, трясясь всем телом, – до чего ж мне плохо!
Руками он держался за живот; струйка слюны стекала изо рта на кушетку. Волосы у него были ярко-рыжие, а кожа такой белизны, что он походил на труп. Даже губы казались бесцветными.
В безжалостном мире тюремного оборота наркотиков страдают в первую очередь самые слабые. Иногда дилеры хотят испытать на них свой товар и проверить, какой эффект он окажет. Бывает, они предлагают «бесплатный образец», бывает, просто заставляют кого-то принять наркотик, а потом смотрят, что будет дальше. Вполне возможно, этого паренька использовали как подопытную свинку.
Встревоженный, он принялся объяснять:
– Я как-то ночью не мог заснуть. Мне предложили косячок, и от этого я вырубился. На следующую ночь подумал, что неплохо будет повторить, ну и подсел.
Он посмотрел на меня с отчаянием, моля о сочувствии.
– Когда не можешь заснуть, кажется,
