Людмила Бояджиева - Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века

Вытащив из пачки салфетки «Клинекс», он вытер ручку двери, прошел в кабинет.

— Там ничего не трогали, только вытерли пыль, — сообщила Ава.

— Знаю. Ты больше всего времени проводила в спальне. — Он смотрел мимо нее, стараясь высмотреть, очевидно, микробов на оконных шторах.

— Отдыхала, читала сценарии. — Ава запахнула изумительное черное кимоно, покрытое ручной вышивкой — зеленоглазые драконы с золотой чешуей клубились на груди и спине. В глубоком вырезе белела грудь, всегда приводившая Говарда в трепет.

Но сегодня он не замечал прелестей своей дамы. Он отстранил ее с дороги, продолжая осмотр вещей.

— И много говорила по телефону. С неким Ривальдесом из Акапулько — он неболтлив.

Ава обмерла, соображая, откуда получена информация. Дом оставался под охраной, но визиты Хосе им удавалось окружить секретностью. «Жучки!» — вспомнила она разговор Хьюза о наблюдении за подозрительным сотрудником. Вспыхнув негодованием, Ава подбоченилась:

— Ты следишь за мной? Ты нашпиговал дом жучками? Ты подслушивал мои разговоры? Мерзость!

— Только бегло просмотрел записи телефонных звонков. Скорее всего, твой любовник здоров. Но знаешь, бывают скрытые переносчики заразных инфекций. Особенно среди цветных. Что за пристрастие к ущербным расам?

Ава закрыла глаза и глубоко вздохнула, пытаясь сдержать клокотавшую ярость. Не удалось — руки сами схватили и обрушили на его голову китайскую вазу. Какое нечеловеческое удовольствие! Хорошо, что Хьюз редко снимал шляпу.

Вскоре они сидели на террасе пентхауза отеля в Лас-Вегасе. Хьюз всегда снимал этот номер — он любил высоту и полагал, что чем выше от земли, тем меньше микробов. У ног его валялась кипа технических журналов:

— Я теперь знаю, что хочу! Эта новая резина — то, что нужно для шасси!..

— Счастливчик… — Ава надула губы. — А я не знаю. Не знаю, чего хочу.

— Давай, детка, придумывай поскорей. Только я не стану вызывать сюда твоих желтокожих жополизов. — Говард уже звонил на резиновый завод в Каролине.

— Бр-р-р! — Ава зябко поежилась, сдержав резкое словцо. Боясь ступить на опасную тропу сражения, она выпалила: — Я хочу апельсинового мороженого!

Говард, серьезный, словно речь шла о закупке завода, начал поиски мороженого. В ресторане отеля именно апельсинового не оказалось. Она была согласна на любое другое, но Говард даже не слушал. Повернувшись к даме спиной, отдавал распоряжения. Наконец он удовлетворенно рухнул в плетеное кресло и сообщил:

— Будет.

Через час у отеля остановился лимузин, через десять минут шофер в ливрее торжественно внес в номер целую бочку мороженого…

Сладкая жизнь продолжалась. Но никакие сладости, никакие выходки всевластного господина не могли укротить независимость Авы. Она хотела иметь свою жизнь. Говард не всегда мог смириться с этим.

Он редко предупреждал о своем появлении или исчезновении. Мог оставить даму в ресторане в разгар интимного ужина. Мог и нагрянуть ни с того ни с сего и повести себя, мягко говоря, неэлегантно. Обнаружив у дома Авы мексиканского тореадора, Хьюз влепил ей пощечину и вывихнул челюсть. Она запустила в авиатора подсвечником. Журналисты резвились — таких живописных сцен им не подбрасывал никто.

Однажды, появившись в разгар вечеринки, которую Ава устраивала в его особняке, Говард не одобрил состав гостей и затеял драку с хозяйкой бала. На следующий день его слуга попросил мисс Гарднер немедленно собрать вещи и освободить помещение. Газеты бесновались: «Хьюз выгнал Гарднер на улицу!»

Вернувшись домой, Ава прокляла тот день, когда увидела Говарда за фонтаном с шампанским. И тут же вызвала Лану.

— Это конец! С меня довольно. Шпионит, натравливает слуг на моих друзей, подслушивает телефонные разговоры, а у самого куча девок! Да и не только.

— Минутку! Кажется, к тебе пришли! Я открою. — Услышав звонок, Лана поднялась, одернув на груди обтягивающий свитерок. — Вытри сопли. Сдается мне, это он.

Вскоре она, пятясь, впустила в комнату двух посыльных, внесших колоссальную корзину.

— Не меньше ванны! И полна цветов! — Дана достала карточку: — Так! Гений сообщает, что сегодня будет молить прощения у твоих ног. Я-то думала обнаружить шалуна среди орхидей. Вот, читай.

Ава отбросила карточку:

— Если его не вызовут на совет директоров или сантехников… Если не треснет шланг в каком-то самолете или… или он вообще не забудет… — Она запустила руки в гриву распущенных волос. — Кажется, с меня довольно.

— Тебя можно понять, дорогая. Но… — Лана наморщила носик. — Если ты не против, я покручусь возле Хьюза. Понимаешь… С Папашкой мы, вроде как, разводимся…

Связь Авы с Хьюзом тянулась десять лет. Она была едва ли не единственной из его дам, кто навещал измученного болезнью Хьюза перед его смертью. Он был единственным, кто прислал на ее пятидесятилетие букет алых роз. Но все это случится еще не скоро — через четверть века.

«Гуляй и зажигай! Мы созданы для страсти!»

Из домоседки Ава превратилась в завсегдатая ночных клубов. Ее туалеты подробно описывались в отчетах светской хроники, как и армия ее кавалеров, представлявшая смесь породистых знаменитостей с никому не известными «дворняжками». Ава купалась в преклонении и любви. Журналисты повторяли ее девиз: «Никакой рутины, только шутки, юмор, веселый смех!»

Ей двадцать пять, она сказочно хороша, чем повергает в шок обычных смертных, не причастных к голливудским чудесам, — полицейских, водителей такси, домохозяек, продавщиц. Где бы ни появилась эта совершенная женщина, на нее глазели с открытым ртом. Завистницы пытались найти изъяны. Но изъянов не было. Минимум косметики — и дивное лицо можно показывать самым крупным планом. Однако актрисой она оставалась средней — героиней класса «Б». И тут ей помог случай! Джорджу Рафту требовалась партнерша для фильма «Остановка по свистку», но ни одна кандидатура пока не устраивала создателей. Наконец нашелся повод встретиться с Золотым Львом.

Теперь Ава не сомневалась, что сдаст экзамен этому знатоку женственности.

— Детка, ну нельзя же так мучить старика… — Тяжело дыша, он освободился от лежавшего на нем великолепного тела. К финалу они пришли вместе и вместе вкусили первые минуты совершенно опустошающего покоя. Ава была бесподобна, ему удалось доставить ей удовольствие, и ради этого, может, и стоило забыть о больном сердце.

— А ты губительница. Скольким уже шею свернула? — Майер пустил в стакан струю из стоящего у кровати сифона и жадно выпил.

— Микки успешно женился. Хьюз, если и болеет, то не из — за меня, а мужчинам с корриды я приношу только пользу.