Разноцветные дни - Николай Николаевич Красильников
Козлята
Козлятам от роду было месяц или два. Белые, точно снег на вершине, ножки точеные, а на лбах по два наперстка — пробиваются рожки.
Утром, потолкавшись у материнского вымени, убегают по камням вверх в горы. Да так споро, что голыми кузнечиками разлетаются в стороны. Забираются на высокую гранитную нишу и там играют, бодаются, смешно взбрыкивая задними ножками. Будто удобнее нет места для забав!
И что интересно — ни один никогда не свалится. А высота — будь здоров! Внизу же острые камни, ледяной ручей…
Игра на грани риска.
С некоторых пор чабан Нигматулла заметил, что за козлятами с любопытством наблюдает не только он, но и парочка тэке с отдаленной вершины.
Диких животных от домашних сородичей отделяли какой-нибудь километр — и тысячелетия…
Флейтовая песнь
Эта птица часто встречается в стихах древних китайских поэтов. Ее флейтовый голос очаровывал знаменитого купца и путешественника Марко Поло, а ярко-желтое нежное оперение заставляло художников брать самые тонкие кисти…
Иволга!
Кто не заслушивался на рассвете или золотистым летним вечером ее песней?
У глинобитного домика Нигматуллы струился листвою в небо пирамидальный тополь. В его кроне свистела иволга. Ее голос, казалось, был неотделим от поплескивания льдистого ручейка, дыхания знойного ветра и звездного мерцания далеких ледников…
Невольно заслушаешься такой песней, уносясь мыслями в босоногое детство, крылатую юность, невесть куда…
Вечером на айване мы пили чай. И вдруг в листьях тополя раздался кошачий визг. Откуда там взяться кошке?
Я недоуменно посмотрел на Нигматуллу.
— Это иволга, — улыбнулся он.
— Птица-клоун, — пошутил я.
— Иволга всегда кричит по-кошачьи, если что-либо ее раздражает, — пояснил здравомыслящий Нигматулла.
— Но кто ее сейчас может тревожить?
— Надо посмотреть… — чабан соскочил с айвана.
Вскоре возле тополя послышался его голос:
— Прочь отсюда, паршивец!
Вдоль помидорных грядок мелькнул пегий песик.
— Угадал. Соседский пес улегся под тополем, — сказал Нигматулла, вернувшись.
Иволга замолкла.
Минут через пять ее трепетная песнь вместе с воспрянувшей серебристой листвой поднялась ввысь, туда, к вечерним всполохам над обветренными скалами…
Сип
В одном кишлаке я увидел ватагу босоногих мальчишек. Кто с прутиком, кто просто размахивая руками, с улюлюканьем и свистом, они весело бежали за огромной птицей. Это был белоголовый сип. Вместо того, чтобы взлететь, тот огромными скачками — с камня на камень — уходил в горы.
— Что с ним? Ранили? — спросил я Нигматуллу.
— Нет, — вздохнул он. — Вчера у соседа пала лошадь. Отволокли ее с глаз долой. Налетели вороны, шакалы, лисы… Почуял пир и крылатый великан — сип. Отогнал хищников, сам принялся за пищу. Так обрадовался, бедняга, дармовщине, что объелся… Вот и не может взлететь.
Грустно и смешно было смотреть за убегающей птицей.
Бессмертники
Почему их назвали бессмертниками, обыкновенные цветы с желто-песочными соцветиями? Убегают небольшими стайками высоко в горы. В догонялки, что ли, играют, кто кого опередит?..
И все-таки самую «смелую» стайку цветов мы с Нигматуллой увидели на вершине Туя-боба — Верблюд-горы. Раскачиваются слева-направо под струями ледяного ветра, похожие на яркие зонтики. Разлетаются семена веером — на ступеньку выше, еще чуть-чуть выше. Так и берут год за годом трудную вершину. Словно альпинисты.
А как же старые цветы? Они остаются под снегом…
Но все-таки, почему бессмертники?
— Из этих цветов в аптеке приготовляют лекарства, — напомнил Нигматулла. — Видно, в них действительно есть чудодейственная сила…
Музыкальный медведь
К вам когда-нибудь приходил в гости медведь? Настоящий, живой… Чтобы запросто садился возле открытого окошка и мирно дремал… Нет? А вот к Ахмаду-горбуну такой мишка наведывался.
Кибитка колхозного объездчика Ахмада у самого склона. Рядом альпийский луг. Разнотравье. Бабочки, шмели.
После работы Ахмад возвращался на куцей лошаденке домой. Отпускал кобылу на луг, а сам, умывшись в ручье, садился ужинать. Потом брал в руки старенькую домбру и струны рождали то грустные, то радостные мелодии. Они, словно птицы, выпархивали в открытое окошко и витали в воздухе. Над деревьями, над остывающими камнями, над зарослями барбариса…
Однажды Ахмад-горбун выглянул в сад и… обомлел. Возле кирпичных ступенек лежал медведь и сладко позевывал. Объездчик не на шутку испугался. Хлопнул окошком. Медведь, видимо, обиделся и поковылял в горы.
На другой вечер косолапый снова объявился у кибитки. И на третий. Но стоило Ахмаду-горбуну отложить в сторону домбру, как мишка, обиженный, уходил прочь.
«Вот музыкальная душа!» — весело удивился объездчик. И не так уже стал бояться дикого зверя.
А в октябре, с первыми заморозками, медведь исчез.
Наверное, потому, что Ахмад-горбун теперь часто задерживался на тоях со своей звонкой домброй.
Фотография на камне
Бродил вдоль берега горной речки. Светлые потоки выплескивали иногда на песок разноцветную гальку. И крохотные камушки с перламутровую бусинку, и расплющенные, будто яичный желток с беловатой каймой, и крупные продолговатые с палевым оттенком, похожие на рукоятку ножа…
Вдруг мой взгляд падает на плоский коричневый голыш. Обломочек скального грунта… Я поднял его, подкинул на руке. Ого, тяжелый! Присмотрелся внимательнее и увидел на камне четкие отпечатки хвои. Вот так находка!
Известно, что одними из первых растений на земле были семенные папоротники. За ними появились хвойные, оказавшиеся на редкость устойчивыми при жаре и холоде.
Видел я и вековые дубы, и тысячелетние чинары, а вот держать в руках отпечаток-фотографию многомиллионнолетней арчи довелось впервые…
Перевал
Человека, впервые побывавшего на заоблачном перевале, невольно охватывает смятение. И уши закладывает от разреженного воздуха, и скалы давят справа, а слева — упаси бог глянуть! — голова закружится от бездонной пропасти, на дне которой клубятся не то облака, не то река шумит в брызгах и пене…
И только дорожка-выручалочка, петляющая змейкой, тешит надеждой.
Зато уж, окажешься внизу у подножья, обернешься — сердце переполняется гордостью: вот, мол, где я побывал!
Но прежде чем ощутить такую высокую радость, надо обязательно побороть в себе страх…
ЗОЛОТАЯ УДОЧКА
Нерест
Сижу на камне у самой протоки. Напротив — молодая поросль тростников. Словно зеленые дымки струятся над водой. Безветрие. Комар пролетит — слышно за десять шагов.
И вдруг тростники — снизу до верху — буйно зашевелились, затрещали. Пошли колыхаться волнами.
Подумалось, ветер. Оглянулся — деревья безмолвствуют. Хоть бы листок шевельнулся. Не кабаны же в тростниках? Здесь этих животных давно в помине нет.
А зеленые стрелы все раскачиваются, чуть не ломаются. Словно там, в глубине, кто-то веслом размахивает.
Не выдержал мой Улан. Соскочил с места. Пару раз зычно гавкнул на тростники.
Вроде снова воцарилась тишина.
Солнце светит. Стрекоза шелестит сухими крылышками. Косит на меня стеклянным глазом, повиснув на
