Мансур Абдулин - От Сталинграда до Днепра

И вслед за тем еще одно потрясение выпало на мою долю.

Наконец мы встретились, участники Сталинградской битвы, и, как братья, обнялись. Обстановка позволяла нам сделать передышку. Мы облюбовали место и на всякий случай решили вырыть хорошие окопы в полный профиль. Договорились, что, как только окопаемся, соберемся вместе и отметим встречу. А место нашего сабантуя облюбовали под огромным одиноким деревом и загодя сбросили под ним в одну кучу свои вещмешки со всем необходимым.

Неподалеку на одной линии с нами остановилась минометная рота соседнего батальона.

Одному из сталинградцев поручили подготовить общий ужин из наших скромных припасов. Отстегнули мы свои фляжки с «наркомовскими граммами» и принялись рыть окопы.

Уже все мои друзья — семь человек, — закончив с окопами, собрались поддеревом и, переговариваясь, ждут, когда я примкну к нашей компании. Я же торопился выкинуть последний штык глины, чтобы потом быть свободным от забот и тоже, как все, расслабиться.

Хлопцы, потеряв терпение, кричат:

— Мансур! Сколько можно тебя ждать?

Я уже бросил лопату и выскочил из окопа, как вдруг снаряд, который — по звуку — летел с перелетом, заставил меня на секунду нырнуть обратно в окоп, на всякий случай…

Взорвалось отчего-то в воздухе — в той стороне, где ждали меня. «Вот гад, — подумал я. — Шрапнелью, что ли, начал кидаться? От шрапнели нет спасения…» Несколько осколков с визгом впились в противоположную стенку окопа.

Я вылез из своего укрытия и увидел: вершина дерева срезана, а под деревом раскиданы неподвижные тела моих однополчан.

Единственный и случайный снаряд убил семерых ветеранов нашего полка — сталинградцев.

…У наших батальонных минометчиков не хватало в боевых расчетах по две и даже по три «единицы», но обстоятельства требовали, чтобы все девять минометов вели беглый огонь по гитлеровцам, которые валом наваливались на нашу передовую. Я решил помочь одному минометному расчету, заменив отсутствующего наводчика. Но мне было предложено командиром расчета подносить от штабеля ящики с минами, которые находились в укрытии, а за наводчика место занял он сам. И только я поднес мины и вернулся обратно к штабелю, сзади меня произошел оглушительный взрыв. Я, подождав с минуту, тут же вернулся к миномету и увидел ствол, превращенный в «ромашку». Заряжающий Кожевников слишком поспешил и, не дождавшись выстрела, направил в ствол следующую мину. От взрыва двух мин разом был уничтожен миномет. Погиб он сам и командир Барташевич. Мы похоронили их в окопе, а изуродованный минометный ствол положили сверху, как летчикам кладут на могилы пропеллер от сгоревшего самолета…

С очередным пополнением личного состава в наш батальон прибыли пятеро девушек-санинструкторов, а вернее — медсестер. После десятилетки они окончили краткосрочные медицинские курсы и вот теперь оказались на передовой линии. Я, как комсорг стрелкового батальона, первым встретил девушек, чтобы поставить их на учет, и первым в батальоне узнал их имена и кто откуда. Галя — из Пензы, Тоня — из Рязани, Зина — из Тюмени, Оля — из Оренбурга, а Шура — из Новосибирска. Но у Шуры в комсомольском билете имя Матрена. Строго спрашиваю ее: «Почему?» — а она мне в ответ дерзит: «А по кочану!» Все присутствующие засмеялись, но мне неймется, и я опять обращаюсь к ней: «Землячка, я сам из Кемеровской области и прошу тебя — объясни!» Она упрямо продолжает дерзить: «А тебе не все ли равно? По документам я Матрена, а для всех хочу быть Шурой — это мой псевдоним. Ну, понял, землячок?» После нашего первого знакомства я, встречая Шуру, здоровался, но тихо, на ухо называл ее Матреной, и она не возражала. Хотя Матрена и была маленького роста, но большую сумку с красным крестом она носила легко. Кроме того, скоро выяснилось, что она, как никто из ее подруг, обладала феноменальной способностью — она умела подползти к раненому днем на ровной «нейтралке» и спасти ему жизнь под самым носом у гитлеровцев. Мы могли помочь ей только тем, что прикрывали ее пулеметным и минометным огнем. Перед тем как выползти из своего укрытия, она тщательно изучала местность, выбирая более безопасный и извилистый маршрут, используя самые незначительные ложбинки «нейтралки». Потом она, привязав к ноге медицинскую сумку, ни разу не поднимая головы для ориентировки, незаметно для врага добиралась ползком до своей цели. Она ползла вслепую! Как можно запомнить стометровый извилистый маршрут? Даже видавшие виды на войне солдаты не могли этого понять. Да и сама Матрена не могла обьяснить: «Как? Уму непостижимо! Я и в глухой тайге никогда не блуждала», — объясняла она нам. Иногда мы уговаривали ее: «Не лезь! Местность совершенно открытая! Фрицы могут увидеть и подстрелить!» — но она всегда упрямо возражала: «Не могу оставить раненого до ночи!» Однажды, когда мы после непродолжительного сражения отбросили фрицев и, как говорится, поперли их дальше на запад, бежавшую рядом со мной Матрену ранило немецкой пулей. Она упала, зажимая обеими руками рану в самом низу живота. Из-под нее по земле бежала ручьем кровь. Я догадался, куда она ранена, и несмело предложил: «Давай я сделаю тебе перевязку». Она, превозмогая боль, наотрез отказалась от моей услуги, хотя и понимала, что я с ее помощью смог бы перевязать рану и приостановить кровотечение. «Ты лучше беги и найди кого-нибудь из девчат», — попросила она. Я понял, что она меня стесняется, и побежал вперед на поиски кого-нибудь из ее подруг, но никого из них не нашел. Увидев наших связистов, тянувших телефонную линию, я подбежал к ним и объяснил, что случилось. Они сразу же связались со штабом нашего полка. На связь вышел замполит капитан Егоров, и я доложил обо всем случившемся. Он заверил меня, что сейчас же командир санроты Святненко прибудет на место, окажет раненой медсестре помощь и увезет ее в санбат. Успокоившись, я присоединился к нашему наступающему батальону.

Когда бой затих, я позвонил в штаб полка и узнал, что Матрену вывезли с поля боя, чувствует она себя удовлетворительно и просила передать мне большой привет. В 1980 году я гостил в Ташкенте у моих фронтовых товарищей и поинтересовался, с кем из однополчан они поддерживают связь. Я узнал, что они переписываются с Матреной, которая живет в Новосибирске, у нее муж, трое взрослых детей и два внука. Естественно, я взял ее адрес и тут же написал ей письмо. Ответа не пришлось долго ждать. В нем она сообщила мне, что перевязку ей сделал все-таки мужчина — командир санроты Володя Святненко.

…Приняли в ряды Коммунистической партии большевиков нашего минометчика Алексея Ивановича Янсона. Я оформлял документы о его приеме и узнал о нем следующее: Янсон Алексей Иванович, 1906 года рождения. Сын кулака. В 1932 году окончил Лесотехническую академию в Ленинграде. Кандидат наук. Добровольно, «из-под брони», ушел на фронт с должности заведующего кафедрой Красноярского лесотехнического института. Женат. Двое детей.