Константин Симонов - Разные дни войны (Дневник писателя)
Командира дивизии Михаила Тимофеевича Романова, непосредственно руководившего обороной Могилева в те дни, мне встретить не удалось. Судя по его личному делу, сохранившемуся в архиве, это был превосходно подготовленный командир дивизии, медленно, но верно поднимавшийся к этой должности по долгой служебной лестнице и имевший отличные аттестации за все годы своей службы. В боях за Могилев он с лихвой подтвердил все довоенные аттестации. Об этом можно судить буквально по всем воспоминаниям о нем. В личном деле генерала Романова написано, что он пропал без вести. А все воспоминания сходятся на двух несомненных фактах, что Романов во главе своей дивизии до конца оборонял Могилев и что во время попытки прорыва из окружения он был тяжело ранен и после этого погиб.
С годами к воспоминаниям прибавлялись документы.
Еще давно, лет десять назад, Черниченко в беседе с маршалом Еременко вспоминал, что в фашистском плену, зимой сорок первого - сорок второго года, видел какой-то немецкий журнал со снимком генерала Романова в гражданской одежде и с надписью: "Генерал-майор Романов, командир 172-й стрелковой дивизии, как руководитель партизанского движения, задержан в городе Борисове и повешен".
Журнал этот в конце концов был разыскал, и взятый из него снимок был воспроизведен белорусскими кинематографистами в документальном фильме "Могилев. Дни и ночи мужества".
Текст к этому снимку в немецком журнале в русском пере воде звучит так: "...В одной из советских деревень удалось захватить в плен большевистского генерал-майора Романова. Он был командиров 172-й советской дивизии, но в конце концов, сияв военную форму и переодевшись в гражданское платье, занялся организацией партизанской войны..."
Так погиб генерал Романов.
Когда я был в Могилеве и видел там в центре города в сквере памятник генералу Лазаренко, погибшему при освобождении Могилева в 1944 году, я подумал, что рядом с этим памятником не хватает другого - генералу Романову, в 1941 году сделавшему все, что было в человеческих силах, чтобы не отдать город в руки немцев. Не сомневаюсь, что в конце концов так оно и будет. В последнем письме, полученном мною от могилевских журналистов, говорится, что решение поставить этот памятник уже принято.
К командиру 388-го стрелкового полка 172-й дивизии полковнику Кутепову мы приехали вечером 13 июля и уехали из этого полка на следующий день, 14-го. Срок небольшой, меньше суток. Но это пребывание в полку Кутепова по многим причинам запомнилось мне на всю жизнь, и мне хочется здесь рассказать и о Кутепове, и о других людях его полка то немногое, что ведалось дополнительно узнать.
Пишу это, а передо мной лежат переснятые из личных дел старые, предвоенные фотографии командира полка Семена Федоровича Кутепова, комиссара Василия Николаевича Зобнина, начальника штаба Сергея Евгеньевича Плотникова, командира батальона Дмитрия Степановича Гаврюшина, командира роты Михаила Васильевича Хоршева...
Самому старшему из них - Кутепову - было тогда, в сорок первом году, сорок пять лет, а всем остальным гораздо меньше. Гаврюшину - тридцать шесть, Плотникову - тридцать один, Зобнину - двадцать восемь, Хоршеву - двадцать три.
* * *
Места, где ты был тридцать лет назад, иногда совершенно не узнаешь, а иногда узнаешь сразу. Приехав в Могилев и бродя по местам боев сорок первого года, я совершенно точно вспомнил, где что было. Узнал участок обороны между железной дорогой и шоссе, который занимал батальон Гаврюшина, узнал поле, на котором стояли разбитые немецкие танки, узнал и то место, где мы сидели с Хоршевым и где теперь стоит у полотна та, прежняя, разбитая снарядами, а другая и уже тоже не новая железнодорожная будка.
Неподалеку при дороге стоит теперь обелиск с надписью, говорящей о том, как 388-й стрелковый полк в июле 1941 года беспримерной стойкостью отбивал здесь атаки немецких танков. Имен погибших на обелиске нет, да в данном случае вряд ли и возможно было написать их все; 388-й полк лег здесь, в боях за Могилев, почти целиком. Но я хочу, больше того, считаю своим долгом назвать хотя бы некоторые имена из 388-го и сражавшегося вместе с ним 340-го артиллерийского полков, не упомянутые в дневнике, но сохранившиеся в моем фронтовом блокноте.
Вот их фамилии и должности, а в некоторых случаях и имена:
388-и стрелковый полк
Смирнов - сержант
Иван Дмитриевич Грошев - красноармеец
Семин - красноармеец
Бондарь - связист, красноармеец
Громов - связист
Медников - старший лейтенант, адъютант батальона
Орешин - младший политрук
Степанов - младший сержант
Сушков - младший сержант
Тарасевич Савва Михайлович - сержант
Давыдов - капитан
340-й артиллерийский полк
Пашун - заместитель политрука
Прохоров - младший политрук
Аксенов - лейтенант, командир 45-мм орудия
Капустин - младший лейтенант
Орлов Борис Михайлович - капитан, начальник связи полка
Котов, Котиков - связисты
Козловский - сержант, радист
Слепков - радист
Антонович Петр Сергеевич - капитан, начальник штаба полка
Возгрин М. Г. - лейтенант, командир батареи
Гришин П. Г. - старший сержант, командир орудия.
Само упоминание в блокноте всех этих фамилий говорит, что каждый из этих людей совершил тогда в боях под Могилевом нечто такое, что, по мнению их прямых начальников, и служивало быть отмеченным в печати.
Я не упоминаю в дневнике о встрече с командиром 340-го артиллерийского полка полковником Иваном Сергеевичем Михайловым, но в блокноте есть короткая запись разговора с ним: "Пока есть снаряды, немцам в Могилеве не быть. Пехота довольна. Заявки пехоты выполняем за редким исключением, как, например, вчера: идут два танка и два взвода пехоты. Я говорю: по двум танкам портить снаряды не буду. Если и прорвутся, не будет беды, бутылками забросаем. А по пехоте дадим. И дали шрапнель!"
Я разыскал личное дело полковника Мазалова, но в нем, как и во многих других личных делах, лишь довоенные записи. Видимо, он погиб. Обращает на себя внимание фраза, записанная в одной из аттестаций: "К службе относится с исключительной добросовестностью, обладает огромной силой воли". Только одного из людей 388-го стрелковою полка, чьи лица я вижу сейчас перед собой на старых фотографиях, я встретил еще раз после Могилева.
В июне 1945 года, вернувшись из армии в Москву, я нашел пришедшее без меня еще зимой, во время войны, письмо: "...Ответ хочу получить для того, чтобы после, если останусь в живых, увидеться с вами и дать материал как писателю и вспомнить тех героев тяжелых июльских дней, которые всю тяжесть первых ударов выносили на своих плечах. Это ваши слова. А их надо вспомнить, они это перед Родиной заслужили!
