Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 14. Таежный тупик
Ну а колокола и колокольцы путями разными продолжали идти в Михайловское. И находят приют у дома и в доме хранителя памяти Пушкина.
14 февраля к звоннице в Михайловском обязательно подойдут и ударят в колокол, самый звонкий и самый большой. Повод особый – день рождения Семена Степановича. И если надумают каждый прожитый год обозначить, то ударить придется восемьдесят раз.
80 лет – возраст почтенный. Лев Толстой говорил: хорошо прожитая жизнь – это долгая жизнь. Немногим из человеков до этой даты удается пройти. И уж совсем немного людей способны в этом возрасте сохранить радость жизни, жажду деятельности, способность сказать: «Други, жизнь – прекрасная штука! Умейте ее ценить, спешите украсить ее делами достойными». Таков юбиляр. Вот он, у своих колоколов. Седой, без руки, потерянной на войне. Но кто же скажет, что это старик? Это наш ровесник по духу. Низкий поклон вам, Семен Степанович, за все, что вы сделали для людей!
Фото автора. 12 февраля 1983 г.
Зима в Михайловском
Окно в природу
Погода шалила во все времена. В этом году известные свои строки Пушкин мог бы написать и так: «Снег выпал только в феврале». До этого земля у Сороти была голой. Река не замерзла и разлилась половодьем, затопила мостки, ведущие от дома Пушкина в заречные Зимари. Всякая рыба из Сороти почему-то переместилась в озеро Маленец, где обычно зимовали лишь караси и лини. Стволы деревьев в михайловских рощах теплая сырость покрыла зеленым налетом. Экскурсантов в такую погоду было немного, и местные кабаны осмелели до крайности, заявились однажды прямо к воротам усадьбы…
Это все я услышал в Михайловском уже «настоящей зимой», когда одна февральская ночь все побелила, осветила, развеселила. Мир пушкинских мест мгновенно преобразился. От мороза утробно покрякивал лед на озерах. Дятел, как дровосек, пожелавший согреться, без устали барабанил по сухому отростку ветлы. Сойки, распушив перья, недвижными шарами сидели на старой липе близ дома Пушкина. Белка, от которой снег спрятал припасы, приставала на дорожках к прохожим и, получив кусочек печенья, пряталась в ветки знаменитой Еловой аллеи. Синицы, воробьи, поползни таскали из кормушек овес. Заяц, давно одетый по-зимнему, при виде белого снега, наверное, облегченно вздохнул и за ночь отважно исходил всю усадьбу. Неторопливый его следок вьется от дома к аллее Керн, дальше – к сосне с колесом для аиста на верхушке, и баньке, и киоску, где днем туристы покупают открытки и книжки о заповеднике. В этом месте зайцу, как видно, пришла полезная мысль сбегать за реку в Зимари, где сложено в копнах сено, где у банек низко висят в погожую пору припасенные веники из березы. След через озеро по прямой линии убегает туда, где сверкают на солнце снежные крыши деревни.
И санный след… На дровнях – два конюха заповедника, а следом за ними в маленьких, почти игрушечных санках несется местный цыган Петька Степанов. Он пятый раз приехал сюда, в заповедник, пытается обменять свою мохноногую, преклонного возраста лошаденку на молодую кобылу. Давно получив отказ у завхоза, молодой настойчивый цыган надежды все же не теряет. Теперь он хочет увидеться с «самим Гейченко» и выложить главный свой козырь: «Пушкин любил цыган». Шансов заполучить в свои руки молодую лошадку у Петьки немного, но ему по душе сам процесс разговора о лошадях и возможность побыть в заповеднике. Когда две подводы тронулись вниз с Михайловского холма, цыганская лошадь, хватая сено с передних саней, тоже резво засеменила. А Петька вожжами одобрил ее желание пробежаться…
И санный след…
Старые сосны. Прозябший, заиндевелый тальник у замерзшего края воды. Мельница. Три лошадки, легко бегущие по дороге. Слышен говор людей, сидящих в санях, скрип полозьев по снегу – на дровнях обновляют путь… А между тем это не начало зимы, а ее окончанье. Над михайловской рощей летают, резвятся в брачном полете два ворона. Какую весну в своей жизни готовятся встретить эти, живущие дольше людей существа? Могли они видеть тут Пушкина? Соблазнительно думать: могли. С непокрытой головой стоял, возможно, он тут, на холме, очарованный блеском снега, скрипом саней и предвесенней игрою воронов в небе. И, наверное, хотелось ему надолго, навсегда оставить в памяти все, что он видел и слышал в это мгновение жизни.
Фото автора. 20 февраля 1983 г.
Под снегом
Окно в природу
Поймайте снежинку и дайте растаять ей на ладони… Холод почти незаметен. Но слепите из снега комок – в руке без варежки держать его неприятно. Снег – это холод. Э-э, нет, скажет знающий человек, снег для всего живого – тепло, надежное одеяло, берегущее от мороза. Бесснежные зимы опасны для жизни многих растений, в том числе для озимых хлебов. Снег служит укрытием для наших куриных птиц – глухарей, рябчиков, тетеревов. В большие морозы из дупел под снег слетаются ночевать дятлы, мелкие птицы ищут в снегу защиты от крепкого холода. Заяц чем холоднее, тем глубже зарывается в снег.
И есть животные, чья жизнь протекает всю зиму под снегом. Ежи, змеи, ящерицы, лягушки засыпают, полностью полагаясь на снежное одеяло. Разница температур на поверхности снега и в глубине у земли достигает 20 градусов. Но если снега немного или морозы очень сильны, вся эта спящая мелкота вымерзает.
Жизнь под снегом пребывает, однако, не только в состоянии спячки. Проезжая полем на лыжах, мы даже не подозреваем, сколько скрытых коммуникаций лежит у нас под ногами. Неисчислимый народец ведет под снегом активную жизнь: навещает припасенные с осени кладовые, ходит в гости, плодится, совершает дальние путешествия. Бесчисленными мышиными тоннелями пронизана толща снега. Мыши под снегом дышат. Им нужен кислород, им важно удалять углекислый газ. И это предусмотрено мышиным устройством под снегом – из тоннелей к поверхности идут вертикальные шахты. Подымется мышка, подышит и снова по лабиринтам в гнездо. Иногда она соблазняется сделать пробежку по поверхности снега, оставляя ровную, как на швейной машине прошитую, стежку следов.
Мышиная жизнь зимой не беззвучна. Забавы и страсти под снегом сопровождаются писком. Мы этот писк не слышим. Но проследите за лисьим следом. Вот он вьется по вашей лыжне и вдруг резко ответвляется в сторону. Метрах в пятнадцати от лыжни снег раскопан. Чуткое ухо лисицы уловило мышиные звуки, побудило ее в нужном месте быстро-быстро работать лапами. И с успехом! – на снегу желтеет растрепанное мышиное гнездо.
Слышат мышей под снегом также и совы, безошибочно запуская когти в нужное место.
В толще снега мыши тоже не в безопасности. Есть у них враг, способный еще быстрее, чем они сами, двигаться по тоннелям. Враг этот – ласка, изящный, красивый хищник, от которого редкая мышь ускользает. Смертельная гонка заставляет жертву, подобно вот этой, запечатленной на снимке, пулей выскакивать из тоннеля. Гонка продолжается на поверхности, но шансов спастись у мыши тут еще меньше. Следы и капелька крови – последняя точка в маленькой снежной драме.
Но неизбывен мышиный народец. Неся потери, он восполняет их плодовитостью и доживает благополучно до теплых дней. Однако случаются годы, когда снежное одеяло тонко, а мороз крепок. В такие годы вымерзают даже и мыши. Стало быть, снег – это благо для жизни.
Фото автора. 27 февраля 1983 г.
Опушка
Окно в природу
В природе Средней России есть зоны, особо приятные глазу: речные долины, лесные поляны, островки леса в поле и лесные опушки.
Есть какая-то сила, влекущая и человека, и зверя к лесным опушкам. Идешь полем – глаз дразнит неровная синяя линия леса. Подходишь ближе – тянет идти вдоль опушенной кустами стены деревьев. И в траве у опушки обязательно обнаружишь торную тропку – не ты первый заворожен границей леса и поля, многих опушка вела куда-то извилистым краем: по одну руку таинственный полог деревьев, по другую – пространство, залитое солнцем. И зимой – обратите внимание – вдоль опушки обязательно вьется лыжня. В поле ветрено, скучновато, в лесу местами – не продерешься. А опушкою – хорошо! И строчка лисьего следа тоже вьется вблизи опушки. Вот видно: стояла лиса, прислушивалась, приглядывалась к заснеженному жнивью из-за кустика терна. Вот мышковала возле стогов, а испугавшись чего-то, быстро метнулась к опушке и сразу остановилась, обернулась мордою к полю: я тебя вижу, ты меня – нет.
Заяц тоже топтался у края леса. В поле беляку делать нечего, а опушка для него интересна – можно погреть на солнышке бок, и корма на этой освещенной солнцем границе древес гораздо вкуснее, чем в чаще. Об этом знает не только заяц. Знают и лось, и олень. Следы выдают места их кормежки.
А что касается зайцев, то в конце зимы на опушке, где-нибудь около тальников, у молодого осинника или поваленной ветром старой осины, они учиняют при лунном свете игры и свадьбы с бешеной скачкой, с прыжками друг через друга. Утром, если пороша не скрыла свидетельства заячьих радостей, видишь сильными лапами утрамбованный снег, орешки помета, на колючках – белые прядки пуха. Опушка леса для зайцев – все равно что околица у деревни для человека. Корма – кормами, но кто возьмется утверждать, что заячье сердце не бьется от радости в лунную ночь на этой волшебной границе света и тени – лесной опушке.
