Игорь Ефимов - Джефферсон

На улице было уже совсем темно, только бусинки звёзд поблёскивали сквозь ветви деревьев. Стук подошв о камни тротуара отлетал эхом от стен домов. Два-три окна ещё слабо светились, между ними стояли столбы сплошного мрака. Вдруг что-то засопело, заворочалось, сдвинулось в одном из столбов. Будто рождённая густой чернотой тёмная фигура выпрыгнула на освещенный квадрат тротуара, бросилась на Джеймса, занесла над ним две чёрные лапы, почти ухватила за ворот куртки.

Нет, он увидел её не глазами, не ушами услышал, не носом учуял пьяное дыхание. Наверное, так куропатка взлетает в дюйме от собачьих зубов, как мышцы его шеи без команды успели совершить спасительный кивок, мышцы поясницы нагнули корпус вбок, мышцы ног пружинно бросили всё тело вперёд, прочь от угрозы.

Нападавший промахнулся, испустил злобный крик, рухнул на мостовую.

Джеймс уже несся прочь, колени его мелькали, дыхание свободно вырывалось из горла. Он уже видел отблески света на спинах позолоченных львов у ворот губернаторского дворца, он был почти спасён…

И вдруг остановился.

И мысленно вгляделся в отпечаток тёмной фигуры, ухваченный памятью.

Мозг Джеймса словно вынырнул из-под пелены мгновенного куропаточьего испуга, вернул себе власть над мышцами. И по каким-то своим — непостижимым, непредсказуемым, губительным! — причинам приказал ногам повернуть и двинуться назад, навстречу опасности.

Нападавший теперь сидел на земле, прислонившись спиной к стволу дерева. Изо рта его лились невнятные жалобы и угрозы, обещания разделаться со всеми врагами Кеннета Макдугала, которые ещё не знают, с кем они связались, которые ещё горько пожалеют. Густой запах блевотины мешался с ночной прохладой. Грязные пальцы ноги торчали из драного сапога.

Но главное, но волнующее, то, что заставило Джеймса вернуться к месту схватки, было ухвачено его памятью без ошибки.

На Кеннете Магдугале был мундир виргинской милиции!

Могла ли эта вожделенная вещь свалиться к ногам Джеймса Хемингса без вмешательства высших сил? Не светился ли здесь явный знак милости Всемогущего и Всеведущего, его сочувствия задуманному плану?

Джеймс извлёк из мешка фляжку бренди, осторожно приблизился к пьяному ополченцу.

— Эй, Кеннет, старина… Погляди, что у меня есть. Не хочешь ли добавить? Ты ведь явно недобрал сегодня…

Пьяный с изумлением вгляделся в протянутый ему сосуд. Его боевой пыл истощился, мышцы протянутой руки с трудом могли раскачивать её на уровне глаз. Другую руку он запустил в карман штанов, начал шарить там, вывернул пустую подкладку.

— Нет денег? Не беда. Готов меняться. Я тебе бутылку, а ты мне свой мундир. Ночь тёплая, да ещё и изнутри согреешься. А капитану наутро скажешь, что тебя ограбили индейцы. Он поверит. Всем известно, что индейца хлебом не корми — дай покрасоваться в мундире.

Голова пьяного моталась на непослушной шее. Видимо, какие-то отблески чувства долга ещё блуждали в ней, но делались слабее с каждой секундой. Зато фляжка с бренди блестела в лучах, падавших из освещенного окна, всё ярче. Потом все десять пальцев обессилевшего воина вознеслись к горлу, встретились у ворота и, мешая друг другу, принялись расстёгивать оловянные пуговицы.

Нет, не было у Джеймса Хемингса ни одного человека, с кем бы он мог поделиться свалившейся на него удачей. Мундир был поношенный, с большой дырой под мышкой, с навозным пятном на локте, с оторванным позументом, с бахромой на обшлагах. Когда новый владелец попытался примерить его, стало ясно, что ему придётся ещё долго расти и толстеть, прежде чем его размеры смогут заполнить пространство мундира хотя бы с малой долей правдоподобия. Но всё равно, всё равно! Теперь он сделался обладателем сокровища, перед которым бледнело всё, что могло уместиться внутри глиняной свиньи-копилки.

Мысль о мундире, аккуратно сложенном и спрятанном под матрасом, светилась перед его внутренним взором, как путеводная звезда, выводящая на верную дорогу к свободе. То он видел себя возвращающимся после боя, со знаменем, отбитым у врага, опускающимся на колено перед генералом, который с благодарной улыбкой надевал ему на шею орден на красной ленте. То его уносило на морской простор, на корабль с раздутыми парусами, который гнался за неприятельской шхуной, догонял её, брал на абордаж. Мечта оставляла неясным, на чьей стороне он участвует в сражениях. Но если оказывалось, что на этот раз ему удалось перебежать к британцам, сияющий и восхищённый взгляд прелестной Маргариты легче вписывался в ликующий финал.

Однажды брат Мартин выдернул его из сладких сновидений ещё до рассвета, растолкал, усадил в кровати.

— Джеймс, выручай! Мы с Мэри вчера немного перебрали, она не может дойти до плиты. Подмени её только для завтрака, сготовь тот омлет, который тебя научила жарить мама Бетти. К середине дня Мэри придёт в себя, обед сделает сама.

Джеймс послушно протёр глаза, ополоснул лицо, потащился на кухню.

Да, омлет мамы Бетти он мог бы сделать не просыпаясь. Насчёт колдовских свойств своих рук он не был уверен, но вот уж что знал за собой точно — это умение слышать утекающее время. Будто точнейшие часики были спрятаны у него в затылке, они отсчитывали секунды и минуты и безошибочно говорили ему, пора или не пора. А ведь в этом и был главный секрет умелой готовки!

Бросить несколько полосок бекона на горячую сковородку, дать им пошипеть, обжариться, выпустить жир — раз!

Одновременно разбить полдюжины яиц, смешать их в миске с кружкой молока — два!

Бекон вынуть из сковородки, нарезать мелко-мелко, перемешать с нарезанным луком и ломтиками чёрных маслин — три!

Теперь вылить яичную массу на сковородку, туда же высыпать бекон, перемешанный с овощами, — четыре!

Дальше наступало главное: поймать тот момент, когда омлет надуется, поднимется к краю сковородки и на поверхности его появятся лопающиеся пузырьки.

Пять — готово!

Благодарный Мартин подхватил сковородку, исчез за дверью, затопал по лестнице.

Прислуживать за обедом в тот день была очередь Джеймса. Вслушиваясь в разговоры, он настораживался каждый раз, когда речь заходила о возможном приближении британского флота к их берегам. Трудное название «Чесапикский залив» он уже запомнил, но неясно представлял себе, где этот залив находится. Мистер Мэдисон говорил о том, что пора объявить призыв виргинской милиции, что для обороны побережья понадобится около десяти тысяч человек. Масса Томас согласился с ним, но, повернувшись к мистеру Шорту, спросил:

— Сколько мушкетов имеется в арсенале колонии?