Игорь Домарадский - Перевёртыш

В институте сразу был введен особый режим. Охрана была вооружена. Запрещалось также покидать здание без специального разрешения. Когда на другой день часть моих сотрудников самовольно отправилась к "Белому дому", то у них начальство потребовало письменное объяснение. Привожу выдержку из объяснительной записки моих сотрудников на имя заместителя начальника отдела:

"Доводим до Вашего сведения, что наше отсутствие на рабочем месте 21.08.91 с 14 00 связано с критическим положением, сложившимся в нашей многострадальной стране и в связи с обращением Президента России Б. Н. Ельцина к соотечественникам.

Победа демократии была одержана не людьми, сидящими на рабочих местах и теплых квартирах, а честными патриотами, отозвавшимися в роковой час для страны на призыв Президента России, людьми.

Нам стыдно давать в такое время объяснение по поводу выполнения нашего гражданского долга

22 августа 1991

Г. И. Кондрашев

И. А. Апанович

И. В. Сёмина

И. В. Руженцова".

Объяснение как начальнику лаборатории пришлось давать и мне:

"По Вашему требованию сообщаю, что с 15 часов 21 августа дня часов по призыву Президента России я находился у здания ВС РСФСР.

Убеждения моих сотрудников полностью разделяю. Действия их осуждать не могу, не имею права.

22 августа 1991 И. Домарадский".

Когда путч был подавлен, об этих записках начальство тут же забыло и никаких административных мер не последовало. Однако в частных разговорах, мне часто ставили в упрек участие в августовских событиях на стороне "демократов". Надо отметить, что общий настрой ВНИИ БП был не в пользу сторонников Ельцина. Это и понятно, поскольку "костяк" института составляли военные, состоящие на действительной службе и отставных. Числа первых я не знаю (это секретилось, но директор был точно из них). Что касается остальных, то своей причастности к армии они не скрывали и гордились этим (все они были выходцами из системы Смирнова или из химвойск). Неудивительно поэтому, что Калинин проявлял большую заботу о сослуживцах и давал им возможность достойно доживать в наших учреждениях. Некоторые из них были неплохими специалистами и польза от них безусловна была, но большая часть бралась за любую работу, с которой явно не справлялась, если только это была не работа дежурных по институту (или Организации п/я А-1063) или вахтеров (тут им равных не было!). Впрочем, результатов от них и не требовали. Обычно день у них начинался с чтения газет, чаще "Правды" или "Красной звезды", обмена мнениями о политике, спорами, а нередко и воспоминаниями о бериевских временах, когда был "полный порядок". Стоит ли поэтому удивляться, что в первый же день путча, Совет ветеранов войны и труда ВНИИ БП поддержал все действия ГКЧП. Не знаю, как августовские события 1991 года были встречены в других наших институтах, но днями один из свидетелей их в Оболенске рассказал мне, что обращение ГКЧП Ураков встретил восторженно, объявил себя комендантом Оболенска, потребовал безусловного повиновения и заявил, что не допустит никаких беспорядков. Зная Уракова, я вполне допускаю это.

На мой взгляд, более трагично, чем в августе 1991 года, развертывались события у Белого дома в октября 1993 года, когда я уже работал в НИИ питания РАМН. Особенно была страшна ночь с 3-его на 4-ое, когда потухли экраны телевизоров и лишь изредка появлялись лаконичные сообщения о ситуации вокруг Белого дома и телецентра в Останкино. Тем не менее, особую тревогу вызывало полное молчание властей, а героическое выступление Гайдара на площади перед Моссоветом её только усилило. Немного спокойнее стало, когда утром мимо нашего дома пошли танки и начался прямой репортаж американских корреспондентов по телевидению. Однако еще целый день, даже во дворе, слышались автоматные очереди и пушечные залпы и по-прежнему нельзя было понять, в чью сторону склоняется чаша весов.

Несмотря на то, что уже к октябрю 1993 года эйфория, связанная с Ельциным и переменами в сторону демократии стала спадать, возможность прихода к власти "красно-коричневых" и угроза начала гражданской войны снова сплотила большую часть общества, хотя никаких конкретных действий с его стороны заметно не было. В тот момент особенно бросалась в глаза индифферентность (или выжидательная позиция?) периферии, По-видимому, действительно, ситуация в нашей стране традиционно определяется событиями в столице! Что касается меня, то перспектива реставрации прошлого ничего хорошего мне не сулила. Однако все происходящее теперь также не вселяет уверенности в "светлое" будущее. О положении, в котором я оказался, говориться ниже.

Говоря об октябрьских событиях, нельзя обойти молчанием моего ученика Э. А. Яговкина. Случайно оказавшись в Москве (он живёт в Ростове), Яговкин в ночь на 4-ое вышёл на улицу и примкнул к немногочисленной толпе сторонников существующего режима, собравшейся у памятника Юрию Долгорукому, что было не безопасно. Ведь как развернуться события, предсказать тогда никто не мог.

Бесславный финиш

Vis consili expers mole ruit sua

Сила, лишенная разума, рушится от своей громадности сама собой. (Гораций)

После августовских событий, развал страны, начавшийся в период "перестройки" пошёл вперед семимильными шагами, а нападки на меня во ВНИИ БП под предлогом ненужности моих работ и отсутствия на них денег усилился. Своего апогея они достигли в начале весны 1992 года, когда мне в очень некорректной форме предложили уйти на пенсию. Я возмутился и все, что думал по этому поводу, в письменной форме, высказал директору и тут же приехавшему в институт Калинину. Наряду с прочим, в заявлении я указал, что для восстановления справедливости не остановлюсь даже перед тем, чтобы через прессу познакомить широкую общественность с тем, на чем "расцвело" Российское акционерное общество "Биопрепарат" (бывшая Организация п/я А-1063) и какие порядки царят во ВНИИ БП. Калинин по своему обыкновению попытался меня успокоить и представить все как недоразумение. Он даже пообещал найти необходимые деньги. Вместе с тем, он заявил, что "угрозами его не запугаешь, так как он давно уже вытряхнут наизнанку". При этом он имел, по-видимому, в виду факты, на которых стоит заострить внимание.

Выше я упоминал о директоре Ленинградского ВНИИ особо чистых препаратов Пасечнике, человеке, близком к Калинину, и посвященном во все тайны Проблемы. Работать бы ему у нас и работать, но в 1989 году, находясь в заграничной командировке, он отказался вернуться назад. Как писал об этом С. Лесков ["Известия", № 118. 26 июня 1993)], "…столь крутой поворот в судьбе Пасечника сам по себе интересен. Сын Героя Советского Союза, он стал директором в 38 лет и имел прекрасные перспективы для дальнейшего роста. Но… осознал истинные цели программы (по-видимому, речь идет о Проблеме, И. Д.) и, по его словам, решил ознакомить с ней мировую общественность".