Юрий Алянский - Варвара Асенкова

Я скептически отношусь к этому свидетельству Легко можно понять, что автор, восхищенный молодой актрисой в собственной пьесе, преисполнен чувства благодарности к ней и даже некоторого восторга. Но, право, трудно себе представить, чтобы немецкая актриса, обладавшая, по свидетельству самого же Кони, несколько сладеньким, кукольным обликом, не чуждая сентиментальности, могла оказаться похожей в своем искусстве на Вас, вобравшую в себя таинственное очарование русских женщин. С типом немецкой водевильной актрисы скорее совпадала как раз чопорная Надежда Самойлова.

Летом 1841 года в Петербург приехала московская артистка Прасковья Орлова, с которой рецензенты иногда Вас сопоставляли. Орлова привезла несколько ролей, которые петербургские зрители привыкли считать Вашими — Офелию, Веронику и даже маркиза Юлия де Креки из «Полковника старых времен». Критики писали, что Орлова пыталась состязаться с Асенковой. Но, боже мой, трудно ли состязаться с умершей?

Прошло много времени, Варенька, и на сцене Александринского театра появилась артистка, имя и облик которой снова стали связывать с вами (хоть мне это сопоставление и не вполне понятно) Ее звали Марией Гавриловной Савиной.

Один из тех, кто, поклоняясь ей, связывал ее с Вами, был сыном хорошо Вам известного писателя Федора Алексеевича Кони — юрист, академик Анатолий Федорович Кони.

В юности Савиной действительно были обстоятельства, роднившие ее судьбу с Вашей (сопоставлять здесь можно только юность до зрелости Вы не дожили, и остается только гадать и мечтать о том, чего бы достигли Вы в своей несостоявшейся жизни). Юной Савиной пришлось переиграть множество пустых, бессодержательных пьес, за участие в которых критика ругала ее, как и Вас. Сыграла она и во множестве водевилей, уже тогда заставив некоторых зрителей сопоставить ее с Вами. Затем последовала серия пьес драматурга Виктора Крылова (того самого, который сделался главным биографом сестер Самойловых) — пьес ремесленных, и бессодержательных, развлекательных и пошлых. И как бы хорошо ни играла в этих слащавых или слезливых драмах Савина, многие передовые критики и зрители осуждали ее. Но среди этих ролей мелькали и серьезные, тоже игранные Вами, — Софья в «Горе от ума» и Марья Антоновна в «Ревизоре». Савина завоевала Петербург почти так же быстро, как и Вы. И, как это случилось у Вас, сразу же начала работать с неимоверным напряжением. Оно подорвало ее здоровье. В двадцать два года, она, как и Вы, тяжело заболела, и многие думали, что ей уже не подняться.

И тут начинается счастливое для Савиной различие. Она уехала лечиться за границу и поправилась. Она прожила в Александринском театре долгую жизнь, став ведущей актрисой театра. Здесь сходство кончается.

В гостиной Марии Гавриловны висел Ваш портрет в роли Эсмеральды. Этот портрет подарила Савиной накануне своей смерти одна старая актриса, сказав при этом: «Пусть он напоминает тебе, Савушка, что сцену бросать нельзя». Видите, через сколько лет был оценен Ваш сценический подвиг!

А вот несколько строк из переписки 1883–1884 годов между Савиной и А. Ф. Кони:

Кони: «Среди заветных бумаг моего отца хранится настоящий билет на бенефис Асенковой. От него веет стариною и забытыми театральными обычаями, но он напоминает артистку, умершую на поле битвы, несмотря на самые тяжкие личные и общественные условия. Пусть этот билет послужит Вам ее загробным дыханием».

Вы, наверное, и не предполагали, что Ваша жизнь, Ваш мужественный образ станут через много лет образцом для нового поколения людей, которым так же, как и Вам, ненавистны несправедливость, оскорбление человеческого достоинства, нечестность, клевета!

Савина. «За кулисами старики, современники Асенковой, зовут меня Варей, уверяя, что «во всем» напоминаю ее; Левкеева, умирая, благословила меня ее портретом, почему память об этой идеальной «Варе» стала мне еще дороже»

Кони: «Вы чтите память Асенковой. Перебирая бумаги отца за 40-е годы — я нашел письмо, относящееся к ее безвременной кончине. В нем сквозит то, что она сделала в немногие годы для русской сцены; оригинальны в нем и указания на отношение к ней критики… Спешу препроводить это письмо Вам — прямому потомку Асенковой в артистической династии».

Кони: «. Хочу теперь же переслать Вам прилагаемый листок, не дожидаясь возможности передать его лично (это был лавровый листок с Вашей могилы, наклеенный на лист бумаги со стихами Д. Сушкова. — Ю. А.).

В Ваших руках этот «цветок засохший, безуханный» приобретает особое значение. Вы, как не многие, умеете хранить в своем сердце культ того, что было светлого в прошлом русского искусства, — и Вы же принадлежите, по праву преемства таланта и душевной прелести, к одной династии с Асенковой».

А потом наступил двадцатый век и принес с собой такие перемены, о каких мне еще труднее будет Вам рассказать. В Ваше время тоже существовала фантастическая литература. Но картины будущего, нарисованные в этих книгах, мало напоминали то, что позднее принесло время.

Появилось, например, новое искусство. Оно стало называться кинематографом. Один за другим начали создаваться фильмы, где, подобно тому, как это делается в театре, человеческие характеры, отношения, судьбы воплощались в художественные образы. В шестидесятых годах двадцатого столетия появился фильм, посвященный Вашей жизни и судьбе. Он назывался «Зеленая карета». Ваш образ был в нем воссоздан артисткой Натальей Теняковой. Авторам фильма немногое было известно о Вас — они не избежали в этом смысле общей судьбы. Но люди в затемненном, притихшем зале испытывали острое сочувствие к Вам, далекой им женщине и артистке. Крупицы фактов, порой неточных, атмосфера, воссозданная не всегда верно, тем не менее возвращали нас в Петербург второй половины тридцатых годов прошлого века, и каждый из нас стремился на свидание с Вами, не думая в эти минуты о том, что на экране — всего лишь ускользающее изображение.

Но еще до того, как образ Ваш стал объектом искусства кино, Ваша судьба и неизменно сопутствовавшие ей толки вызвали к жизни несколько романов. Они вёсьма своеобразно отразили те легенды, какие долгое время связывались с Вами.

В 1902 году некто Пауль Гримм выпустил в Берлине бульварный роман под названием «Тайны Зимнего дворца». Автор скрылся за инициалами «Н. Т.» История, разворачивающаяся на страницах книжку — наивная попытка воссоздать жизнь некоей таинственной «Ассеньковой» на фоне русской жизни николаевской эпохи. Крупицы правды тонут здесь в море фантазии. События и образы искажены порой до неузнаваемости.

С каждым десятилетием новые тайны окутывали Ваш облик. И самые реальные документы оказываются подчас не более вразумительными, чем бульварные романы. В старых документах, например, время от времени упоминается какой-то Александр Николаев-Асенков, актер Александринского театра, вступивший на сцену как раз в год Вашей смерти. В метрической записи о его рождении, также хранящейся в архиве, сказано что он родился в 1823 году и что при его крещении восприемниками были незаконнорожденные дети Николай и Варвара Николаевы (??) Актера из этого таинственного Асенкова не вышло, и он стал, в конце концов, учителем русского языка в Судже под Курском. Может быть, это был еще один Ваш единоутробный брат?