Гульельмо Ферреро - Юлий Цезарь

Но плохие известия из Галлии спутали все его тонкие расчеты. Еще раз он ошибся, думая, что жестокие репрессии дадут ему небольшую передышку. Едва он покинул Галлию, как наиболее влиятельные лица многих народов, раздраженные опустошениями и казнями предшествовавшего года, стали, собираясь в лесах, обсуждать положение страны и образовали союз с целью агитировать не только среди своих приверженцев, но и среди низших классов по всей Галлии. Карнуты, снова восставшие под начальством Гутуатра и Конконнетодумна, уже перерезали в Кенабе (совр. Орлеан) италийских купцов, а среди них — всадника Гая Фуфия Кита, бывшего управляющим провиантской частью римской армии. В Оверни «друг» Цезаря, молодой Верцингеториг, подготовил революцию, захватил власть и поднял знамя восстания; к нему присоединились сеноны, паризии, пиктоны, кадурки, туроны, авлерки, лемовики, анды и все народы, жившие вдоль берега океана. Молодой арвернский вождь уже послал под начальством кадурка Луктерия армию к границам Нарбонской Галлии, в то время как сам вторгся на территорию битуригов, данников эдуев.[321] Уцелевшие силы аристократии и плутократии соединились против общего врага; оппортунистическая политика Цезаря, сеявшего вражду между соперниками, восстановила против него все партии, и мятеж, обширнее и опаснее предшествующих, угрожал римским армиям, рассеянным по их зимним квартирам, в то время как Цезарь был далеко и не мог даже начать дело политической реставрации, ради которого он так поспешно покинул Галлию.

Положение Цезаря было ужасным. Неужели все его дело в Италии и Галлии рушится и погребет его под своими развалинами? Но величина опасности возбудила всю энергию его духа. Не будучи в состоянии одновременно преодолеть и галльский кризис, и италийский, вынужденный выбирать между тем и другим, он, как и в 57 году, без колебания покинул Италию и тотчас же, т. е., вероятно, в середине февраля, вернулся в Нарбонскую Галлию.[322] По дороге известия становились все более и более тревожными: оставшиеся верными в центре Галлии эдуи, ремы, лингоны были окружены мятежными племенами, как огненным кольцом. На востоке еще колебались одни только секваны. Вся римская армия находилась в северной части этого круга. Если бы Цезарь вызвал свои легионы в нарбонскую Галлию, им пришлось бы пройти через всю восставшую страну; если же он сам отправится к ним, то ему придется с незначительными силами пройти через центр мятежа.

Выбор был затруднителен. Но, не теряя ни мгновения, с той быстротой, которая, по словам одного древнего писателя, напоминала быстроту пламени, Цезарь задумал и выполнил необычайно смелый план. В несколько дней при помощи гранизона и солдат, только что набранных в Италии, он организовал, насколько мог, защиту Нарбонской Галлии; потом послал небольшой отряд кавалерии в Виенну; наконец, с оставшимся отрядом в самый разгар зимы, приказывая солдатам прорывать дорогу в снегу, перешел Севенны и неожиданно атаковал Овернь. Арверны, считавшие себя в безопасности от какого бы то ни было нападения, потому что горы были покрыты снегом, были так напуганы этим неожиданным появлением римлян, что тотчас же призвали Верцингеторига на помощь родине, в которую, по их словам, вторглась огромная армия. Именно этого и ждал Цезарь. Он передал командование Дециму Бруту, приказав ему грабить страну, а сам с небольшой свитой вновь перешел Севенны и за несколько дней прошел сто миль, отделявших его от Виенны. Там он взял небольшой отряд кавалерии, посланный туда ранее, и, скача день и ночь галопом, промчался через всю Галлию, не будучи узнанным, а следовательно, и обеспокоенным. Все считали, что он еще в Оверни. Таким образом он присоединился к двум легионам, зимовавшим в стране лингонов, и послал другим легионам приказ собраться в окрестностях Агединка (совр. Sens). Сам он, отправившись около середины марта[323] в Агединк с двумя легионами, оказался во главе всей своей армии, составленной из одиннадцати легионов, включая легион Жаворонка. Это составляло около 35 000 человек, не считая галльских вспомогательных войск, число которых трудно определить, и весьма немногочисленной кавалерии.[324] Из Виенны в Агединк частью верхом, частью во главе двух легионов Цезарь сделал еще 300 миль.

Тем временем Верцингеториг, узнав, что Цезарь обманул его, вернулся на территорию битуригов и со своей маленькой армией, состоявшей из арвернов и небольших контингентов, присланных другими народами, осадил Горгобину. Его армия состояла, вероятно, из семи или восьми тысяч всадников и приблизительно такого же числа пехотинцев,[325] большинство которых должно было быть его слугами или клиентами и слугами его друзей.

На что следовало решиться Цезарю? С политической точки зрения лучшим решением было двинуться немедленно против Верцингеторига, чтобы спасти эдуев и укрепить таким образом их верность, устрашить мятежников, окончить как можно скорее войну и возвратиться в Италию. С чисто военной точки зрения, напротив, было благоразумнее дождаться хорошего времени года,[326] когда армия могла бы находить по дороге в изобилии провиант. Но на этот раз политические соображения взяли верх над военными. Цезарь решил, что восстание эдуев будет для него опаснее зимней кампании, и хотел поднять репутацию своего оружия молниеносной быстротой своих наступлений и побед. Он просил эдуев приложить все усилия к тому, чтобы доставить ему хлеб. Он оставил два легиона и весь обоз в Агединке, за несколько дней атаковал и взял Веллавнодун (совр. Chateau-Landon), сжег Кенаб (совр. Орлеан), переправился через Луару и, проникнув на территорию битуригов, осадил Новиодун (совр. Суассон). Город готов был сдаться, когда явился Верцингеториг, прибывший из-под Горгобины. Хотел ли он напасть на римскую армию и всерьез попытаться освободить город? Это мне кажется невероятным, потому что его силы были слишком недостаточны. Он, вероятно, старался лишь показать, что идет на помощь осажденному городу, чтобы несколько ободрить Галлию, устрашенную походом Цезаря. Но уже в этот момент он собирался применить против римлян систему партизанской войны. Как бы то ни было, под стенами Новиодуна произошло сражение, значение которого Цезарь преувеличивал. В результате Верцингеториг отступил, город сдался, а Цезарь пошел на Аварик (совр. Bourges), столицу битуригов, один из самых богатых городов, возникших в это время.