Николай Пустынцев - Сквозь свинцовую вьюгу

Вечером в просторном деревянном бараке собрались друзья однополчане, разведчики. Барак электрифицировали. Белыми простынями накрыли столы. Играет духовой оркестр. Входят командир дивизии, начальник штаба полковник М. Н. Ячменьков, начальник разведотдела, начальники служб.

Праздничное собрание открывает генерал.

Не передать того волнующего и радостного чувства, которое я испытал в эти минуты: простой разведчик за свой ратный труд удостоен самой высокой награды Советской Родины!

Боевые ордена получили все мои друзья разведчики: Лыков, Лухачев, Зиганшин, Попов, Дмитриев.

Под Кривым Рогом

В декабре — январе шли ожесточенные бои на криворожском направлении.

Кривой Рог немцы превратили в опорный узел своей обороны и защищали его с упорством обреченных. Особенно досталось здесь нашему брату — разведчикам. Ночные поиски, наблюдения, рейды во вражеский тыл сменялись один другим. Очень дерзко и смело действовала в тылу противника группа сержанта Бориса Эрастова.

Как-то под вечер начальник разведотдела дивизии гвардии майор В. В. Рахманов вызвал Бориса к себе.

— Готовьте группу для прохода в тыл, — сказал он. — Ваша задача наблюдать за противником. О всяких его передвижениях немедленно сообщайте в штаб. Захватите рацию. Ваш район наблюдения, — майор провел карандашом на карте, — вот это шоссе. Оно идет на Лозоватку. Задание очень важное. Желаю успеха. — Майор крепко пожал Борису руку.

В тот же вечер (это было в конце декабря) семеро разведчиков в белых халатах, с автоматами за плечами, гранатами за поясом направились к своему переднему краю.

По совету пехотинцев Борис Эрастов решил провести свою группу в тыл на стыке двух немецких частей. Разведчики скрытно спустились в заснеженную балку, потом оврагами добрались до проселочной дороги. Передний край немцев остался позади. Дорога была пустынна. Эрастов определился по карте и по бездорожью, лесной опушкой повел своих ребят к шоссе.

Через час разведчики уже залегли в кювете, в кустах, рядом с Лозоватским шоссе. Вначале все было тихо. Потом издали, со стороны Лозоватки, послышался гул моторов и лязг гусениц. Стали ждать. Через несколько минут показались тяжелые танки. Выставив вперед длинные стволы пушек, они со страшным грохотом мчались по шоссе. Снежная пыль взвихривалась под гусеницами.

Их было много, этих бронированных машин. Эрастов насчитал свыше пятидесяти. Самое страшное, что танки шли к переднему краю, в тот район, где оборонялась наша дивизия.

Эрастов приказал радисту связаться по рации со штабом и передать данные. Но сколько ни пытался тот говорить с командованием, все было тщетно. Штаб молчал. Видимо, забарахлил передатчик.

Что делать? Время не ждет. Немцы наверняка готовят наутро атаку. Танки пойдут в бой. Будут бить наших солдат. И тогда Эрастов приказал всей группе двигаться обратно в часть.

По дороге разведчики подобрались к крытой автомашине. В ней находилось несколько гитлеровцев. Смельчаки забросали их гранатами, а сами прежней дорогой стали пробираться к переднему краю и перед рассветом прибыли к своим. По докладу Эрастова командование перебросило в район скопления вражеских танков артиллерийские подразделения. На рассвете заголосили наши орудия. Мощный шквал огня обрушился на немецкие позиции. Танковая атака врага захлебнулась.

В январе 1944 года наша дивизия перешла в состав 46-й армии и была передана 3-му Украинскому фронту. Тридцать первого был получен приказ о наступлении на Кривой Рог!

На дворе стояла настоящая распутица. Солдаты брели по колено в вязком украинском черноземе, подоткнув полы шинелей, помогали лошадям тащить тяжелые артиллерийские двуколки, орудия. Нередко на себе несли снарядные ящики.

Во второй половине февраля бои завязались на ближайших подступах к Кривому Рогу. Уже в синей дымке маячили далекие заводские трубы. Противник отчаянно сопротивлялся. День и ночь не утихала пушечная канонада.

* * *

Вечером к нам пришел командир роты.

— Дело вот какое, ребятки, — сказал он, присаживаясь к столу. Развернул карту, указал на пригородный поселок — узел немецкой обороны. — К этому поселку ведет глубокий овраг, — продолжал командир. — Надо скрытно пробраться туда. Выяснить, где у немцев расположены огневые точки... Задание очень рискованное. Но без этих данных нельзя.

Поднялся Кобзарь:

— Разрешите мне. Я пройду в поселок.

Командир удивленно посмотрел на Василия. Справится ли он с таким делом? Ведь в роте Кобзарь всего полтора месяца. До этого он служил в полковой разведке.

— А вы не беспокойтесь, товарищ гвардии старший лейтенант, — уверенно проговорил Василий. — Сам я родом с Полтавщины, но перед войной здесь слесарем работал... На заводе. Места эти мне знакомы. Все стежки-дорожки знаю как свои пять пальцев.

Кобзарю под тридцать. Он хорошо пел украинские песни. Иногда исполнял арии из опер, был и искусным плясуном. Никто в роте не мог его переплясать, и он этим быстро завоевал расположение бойцов.

В тот же вечер Кобзарь подобрал в каптерке одежду, накинул на плечи старенькое пальто, кепку, на нос насадил очки. Когда стемнело, ушел.

Вернулся Василий в роту следующей ночью... Пошатываясь от усталости, он вручил командиру карту, испещренную карандашными пометками. Это были места расположения артиллерийских и минометных батарей врага.

Бойцы окружили Василия:

— Ну, рассказывай, что там делается?

— А что рассказывать-то, — ответил Кобзарь, уплетая кусок жирной баранины. — Пробрался я в поселок, зашел к знакомой старушке. У нее когда-то квартировал. Узнала-таки меня бабуся, обрадовалась, даже всплакнула. Я ей и расскажи все. Вот и решили мы с ней на «военном совете», что я сделаюсь слепым бандуристом, а в поводыри она мне снарядит внучонка, десятилетнего Петьку.

Утром привел меня мой маленький поводырь к магазину. Поселок кишмя кишел фашистами. Сел я на крыльце, заиграл на бандуре и запел. Народ вокруг собрался. Немцы подошли тоже, слушают. «Гут-гут», — говорят. Поиграл я немного у магазина, повел меня Петька дальше. И так мы весь поселок и обошли. А я все пою и на бандуре играю. Аж пальцы распухли. А сам все запоминаю, что вижу. Конечно, не сладкое это занятие. Поешь, а у самого думка: вдруг у гитлеровцев подозрение появится и схватят тебя, как овечку. Но все обошлось. А после я все занес на карту и карту в подошву спрятал.

В боях за Кривой Рог отличился и наш ездовой Федякин — молодой боец лет двадцати. Он в свободное время сапожничал.

Помню, стоит он перед командиром — тоненький, вихрастый — и упорно твердит: