Карин Мюллер - Japanland. Год в поисках "Ва"

«Обязательно возьмите, – тихо уговаривает она. – Это не для вас, а для вашей японской семьи».

Поезд замедляет ход. Моя остановка еще нескоро, но я все равно иду к выходу, еще раз поблагодарив соседку на прощание. Мы улыбаемся и машем друг другу руками. Поезд уходит. Я сажусь и жду следующего.

Когда я наконец добираюсь до нужной станции, Томо уже ждет. Он оказывается высоким, поджарым и жилистым, а когда я чересчур радостно пожимаю ему руку, цепенеет, как деревяшка. В Хагуро ехать 2 часа, и за все время он ни разу не улыбается.

На парковке у большого храма собираются новички-ямабуси. Рядом с нами останавливается шикарная серебристая машина; из нее выходит мужчина с дорожной сумкой и с высокомерным видом направляется в храм. Внутри, у самого входа – очередь на регистрацию. Это похоже на стойку для первокурсников в колледже новоприбывшим раздают брошюры с правилами, буклеты и перечень сутр, которые нужно выучить наизусть.

Ямагути-сан, настоятель храма, подзывает нас к угловому столику. Мы с Томо садимся и выслушиваем неизбежный свод правил, которые нам предстоит соблюдать в течение недели. Томо не предлагает перевести, поэтому я улавливаю, что могу, но меня слишком отвлекают ногти Ямагути – длинные, крючковатые когти, подпиленные в форме идеальной параболы и отполированные до блеска. У настоятеля часы размером с хоккейную шайбу и большой круглый живот.

Над нашими головами лениво жужжат слепни, ища, где бы приземлиться. Один ныряет под стол и кусает Ямагути за ногу. Тот прихлопывает его с неожиданным проворством и злобой, спокойно поднимает труп, разрывает его надвое, как кусочек бумаги, и выбрасывает в пепельницу.

Оказывается, новичкам запрещено мыться, чистить зубы и переодеваться в чистое на протяжении 8-дневного испытания. Первые 48 часов – голодание. Можно пить зеленый чай и при необходимости разбавленный апельсиновый сок. На 150 мест было подано 500 заявлений. Костюмы ямабуси нельзя купить, можно лишь взять в аренду. Администрация не несет ответственности за несчастные случаи и полученные увечья.

Ямагути пускается в объяснения стадий аскезы, и я быстро теряюсь в дебрях специализированной лексики. Новички нервно ощупывают костюмы, а те, кто уже прошел испытание, смотрят на них свысока. Наконец новенькие просят старших помочь и с гордостью подвязывают мешковатые штаны, перекрещивая веревочки на животе и подтыкая штанины у щиколоток Но всего через неделю они будут готовы на все, лишь бы поскорее сбросить этот наряд.

Для тех, кто приехал неподготовленными, продаются бандажи и дождевики за 30 долларов, носки в упаковке по 5 пар – на 4 больше, чем разрешено иметь. Можно купить целый блок или пачку сигарет. Я высказываю недоумение: послушникам нельзя чистить зубы, но можно курить? Ямагути-сан пожимает плечами и тушит сигарету. «Правила меняются», – говорит он.

Стройные ряды облаченных в костюмы ямабуси скрываются за поворотом. Прежде чем подняться в священные горы, предстоит последний марш по городу. Во главе процессии, под большим красным зонтиком, который держит новичок, стоит Ямагути-сан. Второй по старшинству служитель размахивает большим деревянным топором, отгоняя демонов и расчищая путь новичкам.

Как только мы входим в ущелье Хагуро, свинцовое небо разражается проливным ливнем. Новички надевают свои хлипкие пластиковые дождевики и топчутся на месте в ожидании приказа. С соседней тропинки за процессией внимательно наблюдают хорошо одетые женщины, которых набралось с десяток Сгрудившись под зонтиками и пытаясь не промочить дорогие туфли, они выглядят здесь совершенно не к месту. Я потихоньку навожу справки. Оказывается, это жены ямабуси-новичков, большинству из которых под 60. В Японии это возраст принудительного выхода на пенсию, и мужчины, привыкшие повелевать другими, вдруг оказываются не удел. С этого момента их жены, в одиночку командовавшие хозяйством в течение 30 лет, вынуждены каждый день лицезреть у себя в доме неприкаянного полунезнакомого мужчину, который постоянно путается под ногами. Судя по их каменным лицам и мрачным взглядам, они пришли не проводить мужей, а удостовериться, что те уберутся восвояси.

К храму на вершине горы ведет лестница из 2446 ступеней. Войдя в эти ворота, назад уже не повернуть. Раздается сигнал – 3 ноты. Так ямабуси взывают к духам. По ступеням медленно ползет длинная белая гусеница. Лица мужчин преисполнены гордостью и страхом, лица женщин – облегчением.

Этой тропе сотни лет, а вырубленные вручную ступени отполированы соломенными сандалиями* бесчисленных поколений ямабуси. Над нами нависают высоченные кедры, массивные стволы вздымаются к самим небесам, а корни опускаются глубоко под землю, под упругий мох густые зеленые ветви загораживают солнце, и мы ступаем на территорию вечных сумерек. От влажного чернозема исходит густой пар, точно земля облегченно вздыхает после жизнетворящего дождя. Сандалии ямабуси с мягкими подошвами из рисовой соломы едва слышны на мокрых каменных ступенях

____________________

* Сандалии изготовлены из прессованной рисовой соломы таким же способом, что и татами, поэтому их тоже называют татами.

____________________

Уставшие, промокшие и приунывшие, мы добираемся до вершины. Послушникам нельзя с нами разговаривать, но они кивают, глядя на мою промокшую одежду, и сочувственно улыбаются. Я научилась различать их по цвету помпонов: те, кто участвует первый год, носят белые, под цвет формы. Выдержат еще 2 года, получат право носить оранжевые и не поститься. Настоящие фанаты постепенно повышают ранг – сначала идут синие, потом красные, желтые и, наконец, через 20 лет, фиолетовые помпоны.

Ямагути удивлен, что мы с Томо сумели преодолеть тысячи ступеней. Однако это не значит, что мы заслуживаем приглашения в священный храм, где ямабуси располагаются на ночлег. Нас отправляют в соседний кемпинг, где мне предстоит нелегкое дело, поближе познакомиться с моим переводчиком.

Мало-помалу мне удается вытянуть из Томо связный рассказ. В 24 года он ездил в Америку по туристической путевке, потом вернулся домой и 5 лет проработал в отцовской корпорации агентом по продажам. Корпоративный стиль жизни был ему ненавистен, и Томо намеренно, проявив редкое для японца неповиновение, отказался от ежедневных поездок на электричке, деловых костюмов и карьерной гонки. «Это не для меня», – говорит он, резко жестикулируя (что странно для японца): перекрещивает руки у лица в форме буквы X и трясет головой.

В 33 года Томо уволился с работы и на год поехал в Новую Зеландию, где путешествовал с рюкзаком и палаткой с двумя новозеландцами и шведкой. Он в красках повествует о том, как жил в жестких условиях, объездил всю страну без гроша в кармане и несколько месяцев ночевал в кемпингах (однако даже не умеет как следует поставить палатку и зажечь газовый фонарь). С гордостью и отвращением Томо описывает неделю, проведенную на овцеферме, мясные мухи отложили яйца в овечьей шерсти, и ему пришлось обрабатывать их лекарством и смотреть, как выползают личинки.