Александр Родимцев - Гвардейцы стояли насмерть

Героизм наши воины обычно проявляют на поле боя. Но мне рассказывали медсанбатовцы, как вели себя раненые бойцы в тылу.

Как правило, раненых приходилось уговаривать остаться в медсанбате, некоторые удирали обратно в часть. Однажды И. И. Охлобыстин сказал: "У маня сложилось одно впечатление: у каждого раненого бойца - великое чувство нравственного удовлетворения, что он был в бою. Раненые стремятся как можно скорее вернуться в свою часть". А ведь некоторые из них боролись со смертью. И смерть отступала. Ее побеждало великое чувство патриотизма и долга солдата.

...Через несколько дней резко похолодало, появились забереговины серое "сало", а через пару-другую дней пошла шуршащая шуга - предвестница осеннего ледостава.

Надо было спешить с вывозом из дивизионного обменного пункта зимнего обмундирования, боеприпасов, медикаментов, продуктов. Кто знает, сколько будет замерзать Волга, когда будет ледяной путь?

Да и что, кроме новых тревог, принесет нам замерзшая река? Ведь соседи на левом фланге дивизии - гитлеровцы, и вряд ли они не воспользуются возможностью по льду зайти к нам в тыл. Пока же нас хранила волжская вода!

* * *

С середины ноября снег стал припорашивать землю. Однажды утром защемило глаза от ослепительной белизны. На первом снегу особенно тягостно выглядели развалины зданий, полуразрушенные корпуса заводов с обвалившимися трубами. И студеные воды Волги показались черными, жуткими.

Наступила пора закрывать переправу. В последний рейс от левого берега должна была отправиться огромная баржа с грузом и пополнением дивизии около пятисот бойцов-сибиряков.

Переправа баржи была поручена подполковнику-саперу Г. А. Гулько. С ним в рейс пошли несколько саперов и ординарец командира саперного батальона Петр Воронько.

Опытные лодочники-саперы искусно провели свои маленькие шлюпки, которые благополучно причалили к левому берегу.

Огромная баржа, стоявшая у берега, была тщательно замаскирована. К ней беспрерывным потоком тянулись машины с потушенными фарами и подводы.

Противник изредка швырял снарядами по левому берегу.

Они стали ложится все ближе и ближе к переправе. Недалеко от нее взметнулся столб огня: один снаряд угодил в машину с боеприпасами. Они начали рваться. Гитлеровцы, считая, видимо, что нащупали склад с боеприпасами, усилили огонь.

А тем временем погрузка боеприпасов закончилась, велась посадка пополнения - воинов-сибиряков. Саперы проверяли крепления, укладку груза.

Когда все было готово к отплытию, за штурвал катера встал Соркин.

- Полный вперед! - скомандовал он.

Бронекатер рванул, но баржа - ни с места. Попробовал еще раз и еще - то же самое. Перегруженное судно прочно село на песчаное дно и, казалось, не хотело расставаться с мирным берегом Волги. Тогда бойцы стали прыгать в ледяную воду. Сотни рук протянулись к барже, к ее шершавым бокам. Послышались команды, рывок, другой - и баржа медленно начала сползать с мели. Всплыв и качнувшись, она покорно пошла за буксиром, оставляя за собой черный след в густом сером "сале".

Надрывно, с перегрузкой гудит двигатель катера. Соркин отыскивает полыньи, стараясь обойти заторы и большие льдины.

Вот катер с разгону выскочил на одну из льдин, но сползти с нее не смог - не хватило сил. И течение, подхватив весь караван, понесло его вниз по Волге.

И опять сотни сильных рук пришли на помощь катеру. Схватившись за буксирный трос, бойцы стащили катер со льдины.

Медленно тянется время, еще медленнее идет баржа с грузом. И вдруг мощные взрывы потрясают ноябрьскую ночь. Артиллерийский обстрел... Лед вокруг затрещал, вода забурлила, ледяные брызги и осколки обрушились на людей. Задубела одежда.

Тяжелые минуты пережигали люди. Секунды казались вечностью. А снаряды ложились все ближе и ближе. Вот рядом с кормой раздался оглушительный взрыв и огромный султан воды, перемешанной с кусками льда, накрыл баржу. Взрывная волна слизнула за борт сапера Петра Воронько.

Старшина Гринь, первым заметивший, как упал Воронько, на ходу сбросил шинель, чтобы помочь утопавшему товарищу. "Стой!" - останавливают его. Бросаться в воду было бессмысленно: льдина могла накрыть их обоих.

А вокруг по-прежнему взрывы, взрывы, взрывы!.. Но люди уже не обращали на них внимания. Быстро достали багры, зацепили ими разбухшую шинель сапера. И в этот момент льдина, накренившись, прижала Воронько к борту. "Ноги!" - не своим голосом кричал он. Но опасность уже позади: сапера тянули вверх. Он босой: сапоги остались в Волге. И только Воронько зашлепал по палубе, как сильный взрыв мины встряхнул корму баржи. Вспыхнул пожар. Горели медикаменты. Рядом с ними находились боеприпасы. Момент был поистине критический: в любую минуту все могло взлететь на воздух.

Пламя, подгоняемое ветром, быстро распространялось по палубе, все ближе и ближе подкрадываясь к смертоносному грузу. Еще минута - и всем конец!

Но гитлеровцы рано злорадствовали, считая наших воинов уже мертвецами. Никто из команды не дрогнул. -Без паники все вступили в единоборство с огнем. Задыхаясь от едкого дыма, обжигая руки, лица, сбивая пламя шинелями, они швыряли в воду охваченные огнем ящики.

Сколько времени длилась эта борьба - никто сказать не мог. Но вот пламя сбито, дым прекратился. Что это? Враг решил пощадить нас? Не может быть! Он хорошо пристрелялся и, наверно, догадывался, что могло быть в барже.

Однако все скоро прояснилось. Над передним краем обороны противника появились наши ночные бомбардировщики По-2. Сбрасываемые ими бомбы кромсали траншеи, окопы, укрытия врага. Фашистам было не до баржи.

...С большим трудом пострадавший "ковчег" добрался до Сталинграда. Бойцы вышли из "нор" крутого берега Волги. И уже не приглушенное ликование, а мощное солдатское "ура!" разорвало ночную тишину. Стоя по пояс в ледяной воде, бойцы начали быстро разгружать баржу. Никто не подгонял их, никто не командовал. Пока По-2 "занимались" противником, баржа была разгружена.

Старший лейтенант Соркин, капитан бронекатера, приказал отцепить буксир, забрал на борт тяжелораненых, сделал в судовом журнале отметку: "16 ноября 1942 года в 4.00 доставил груженую баржу имени НКВД с боеприпасами, пятьсот человек пополнения", и взял курс на левый берег Волги.

- У многих из нас, плывших в ту ночь на барже, - вспоминает Гулько, виски будто снегом припорошило. А ведь это была только одна ночь из ста сорока дней и ночей, проведенных в Сталинграде...

Так закончился этот последний рейс через Волгу глубокой осенью 1942 года. Это был подвиг, отмеченный Михаилом Ефимовичем Соркиным в судовом журнале двумя скупыми словами: "доставил баржу".