Оля Ватова - Все самое важное

Муж был прекрасным рассказчиком. Он постарался (хотя бы словесно) вывести этих переполненных ненавистью людей в другое, более светлое и широкое пространство. До глубокой ночи он рассказывал им разные увлекательные истории, пересказывал книжки, фильмы, читал по памяти стихи. По словам Вата, особый интерес вызвал роман «Красное и черное». Он ежедневно должен был пересказывать главы из него. Огромным спросом пользовался и О’Генри (в свое время Александр перевел на польский около пятидесяти его новелл). Герои американского писателя заставляли заключенных улыбаться, от чего они уже давно отучились.

Неожиданно оказалось, что и Валентин, чьей «специальностью» было нападение на товарные поезда («мокрых» дел, по его заверению, он чурался), и его «коллеги по профессии» тоже кое-что читали. Например, Горького, Толстого, Достоевского. Знали наизусть стихи Пушкина. А вечерами пели на чувственную мелодию «Письмо к матери» Есенина. Кстати, по возвращении из тюрьмы Александр научил этой песне и меня. Но с первой же минуты после того, как между ним и сокамерниками установились дружелюбные отношения, Александр понимал, что возникла небезопасная ситуация. Необходимо было инсценировать избиение, иначе его могли перевести в другую камеру. Валентин быстро сообразил, в чем дело, и вместе с другими арестантами, якобы нагоняя страх на новенького, начал вопить так, что сотрясались стены тюрьмы. «Поляк, бери парашу», — кричал он. И мой муж, согнувшись, опустив голову, создавая впечатление крайней изможденности и непосильных страданий, выносил эту бочку вместе с еще одним узником. Однажды вечером в тюрьме появился Омархаджев и внимательно оглядел мужа. Как видно, он искал на нем следы тяжелых побоев. И, разумеется, задал ему все тот же вопрос.

Омархаджев приходил по крайней мере трижды в неделю. И Александру казалось, что от раза к разу поведение этого человека как-то меняется. Понятно, что вид его всегда оставался угрожающим, напряженным. Чувствовалась жгучая ненависть к стоящему на своем арестанту. В то же время Омархаджеву было любопытно, почему этот поляк предпочитает гибель обещанным благам существования. (Мы с мужем потом долго не могли понять, почему же тогда сразу не последовала отправка в лагерь? Почему не расправились с ним каким-то иным способом? Может быть, находящиеся в Москве польские писатели, которые сотрудничали с Союзом польских патриотов, повлияли без ведома самого Вата на исход дела? Например, Важик. Он вместе с Вандой Василевской как раз проводил радиобеседы в Саратове. А может быть, определенную роль в этом случае сыграла легенда о «Литературном ежемесячнике»?)

Прошли уже три месяца заключения, когда вновь появившийся в тюрьме Омархаджев сказал Александру, что отправка в лагерь неминуема и что скорее всего это произойдет утром следующего дня. Вернувшись в камеру, Ват рассказал все Валентину. Предстояло провести последнюю ночь в этой камере. Валентин взял на всякий случай наш илийский адрес. Его решение о побеге оставалось незыблемым, как и уверенность в том, что все получится. Он предложил навестить меня, когда окажется на воле, и рассказать о судьбе Александра.

На следующий день Вата вызвали «с вещами». Он попрощался с Валентином и остальными обитателями камеры. В кабинете начальника тюрьмы попросил разрешения написать несколько слов жене. Начальник посмотрел на Вата с еле скрываемой усмешкой. И, подавая ему на подпись какую-то бумажку, спросил: «Зачем писать? Скоро вы жену увидите». И тут же вернул Александру его польский паспорт.

Постепенно наша жизнь вошла в норму. А нормой нашей жизни была череда голодных серых дней без всякой надежды на изменения к лучшему. И вдруг к нам домой нагрянул… Валентин.

Помню, Александр сидел тогда на нашей койке и что-то записывал огрызком карандаша в разлинованную школьную тетрадку. Кто-то тихо постучал в дверь. Я открыла и увидела перед собой очень высокого человека с красиво посаженной крупной головой и выразительным мужественным лицом. Спокойным голосом он спросил, здесь ли живет Александр Ват. Ссутулившись, чтобы пройти через низкие двери, он встал у порога и, увидев Александра, радостно вскрикнул. Ошеломленный, словно выхваченный из какого-то сна, Ват секунду смотрел будто сквозь него, а потом, сорвавшись с места, обнял и поцеловал гостя, восклицая: «Это Валентин! Валентин!» Я сразу подбежала к этому богатырю и с чувством колоссальной благодарности стала пожимать его руку. Анджей стоял в стороне и как зачарованный во все глаза смотрел на гостя. Он впервые в жизни видел настоящего бандита, каторжника.

Валентин выглядел очень элегантно. Он был в темно-синем костюме и черных, до блеска начищенных ботинках. На лацкане пиджака поблескивал какой-то воинский знак отличия. Александр смотрел на него, не скрывая изумления.

Когда улеглись первые волнения, Валентин прошелся по нашей лачуге, запер дверь на крючок и спросил, живем ли мы здесь одни и не ждем ли кого-нибудь. Он сказал, что проходя через торговые ряды, разговорился с местными жителями и выяснил у них, где именно мы находимся. Им же он поведал, что идет с фронта, где получил ранение, и направляется к своей родне, а по дороге решил проведать Александра, с которым познакомился в Алма-Ате, когда работал шофером в польском представительстве.

Убедившись, что мы действительно ему рады и что у нас он в полной безопасности, Валентин начал разбинтовывать свои руки. Бинты эти оказались необычайно длинными. Вскоре из них стали вываливаться банкноты, причем в огромных количествах. Мы молча смотрели на все это, пораженные происходящим. А наш гость самым спокойным образом обратился к Анджею: «Ну-ка, паренек, собери эти деньги и сложи поаккуратнее».

Утомленные волнением и еще не пришедшие в себя после этого представления, мы присели на кровать и уставились на освобожденные от бинтов здоровенные ручищи Валентина. «На, хозяйка, — сказал он, вручая мне часть денег. — Иди и купи все, что приглянется. Мы же голодные». Потом он быстро стянул с себя новые ботинки, которые были ему малы и натирали ноги. (Обувь покупала «его женщина».) Потом, спокойный, в хорошем настроении, он уселся рядом с Александром и начал рассказывать.

Приготовления к побегу заняли несколько недель. Все должно было быть хорошо продумано и организовано. В назначенный день во время вечерней прогулки он с помощью своих сокамерников перемахнул через трехметровый деревянный забор с криком «хватай злодея», дезориентировав таким образом многочисленных охранников. Валентин досконально изучил место расположения тюрьмы и ее окрестности. Он бежал в заранее выбранном для себя направлении. Дозорные вызвали подмогу и начали погоню. Правда, перед этим им пришлось развести по камерам остальных заключенных, что дало беглецу небольшой выигрыш во времени. Он бежал, пока не достиг ближайшего леса.