Андрей Черныш - На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

Ходы сообщения стали позволять передвижения частей даже и днем. Кухни же так до конца сидения у Сопанова приезжали лишь ночью, когда гарнизон плацдарма жил повышенной энергией. Вот тут по ночам был уже большой простор для действия наших разведчиков. В зимний период особенно часто практиковались и давали успешные результаты внезапные налеты на австрийские передовые части, заставы, полевые караулы, наблюдательные посты. Они иногда целиком приводились в плен.

Но затем весною и они заплелись так проволокою, что и к ним трудно было подойти.

Наибольшего ожесточения борьба у Сопанова достигла к концу декабря. Я в это время лежал в одном из киевских госпиталей на излечении (мой ишиас таки свалил меня). Однажды, просматривая сообщения с фронта, вдруг читаю в сводке, что внезапным ударом ночью наши части овладели с. Сопановом. Это небольшое, а в отношении нашего огромного фронта, просто ничтожное событие, меня особенно радовало, ибо оно было каким-то необыкновенно близким, родным: «наша» 3-я дивизия «нашего» корпуса. Как я подумал и тогда, когда прочел сообщение об успехе под Сопановом, в него надо было внести некоторые пояснения. Во-первых, селения не существовало и его, следовательно, не могли атаковать и брать, во-вторых, – оно или место, где оно было, тянулось далеко, версты на полторы к северо-востоку вдоль Иквы от того места, где наши части закрепились в плацдарме. На самом же деле, сблизившись еще с наиболее выдвинутым участком неприятельской позиции, наши части ночью атаковали его и завладели им. Этот участок проходил на месте бывшего селения, был закреплен нами и стал потом центром нашей левобережной позиции. Противник изменил несколько здесь свою линию. Но обе стороны оказались настолько близко друг к другу, что артиллерии, особенно неприятельской, трудно было обстреливать вражескую линию, не причиняя некоторого вреда и своим.

С этого момента борьба здесь приобретает новый характер. Австрийцы имели значительно лучше оборудованные окопы; построенные ими уже давно, они имели хорошие укрытия от огня и приспособления для стрельбы, не требующие высовывания поверх брустверов.

Наши окопы строились наспех, теми ротами, что отвоевывали у противника пространство, сами солдаты, почти без всякого руководства, «как Бог вразумит». Поэтому нашей пехоте трудно было состязаться в ружейном и пулеметном огне днем. Отсюда придумали стрельбу особыми гранатами, прикреплявшимися к ружейным шомполам. Ими можно было стрелять и не высовываясь за бруствер. Скоро и австрийцы стали швырять к нам гранаты разных систем. Потом пошли в ход бомбометы. А ночью наши разведчики пробирались вперед и забрасывали окопы противника дающими особый эффект и поражение бомбами Новицкого[164] и иногда в суматохе захватывали пленных. Изредка, когда подолгу не бывало пленных, разведчики подкреплялись какой-либо из рот боевой линии плацдарма. Тогда ночные стычки бывали более шумными, вызывали большой переполох, но в результате таких поисков бывали иногда более интересными: захватывались порою целые заставы противника.

Если ничего особенного ночью не предпринималось, то усиленно исправлялись дневные повреждения от неприятельского огня в окопах и ходах сообщения, система коих развивалась непрерывно. Вообще позиция плацдарма улучшалась в фортификационном отношении.

Когда, таким образом, мы пообтерпелись под Сопановом, острота тревожных напряжений миновала, все, казалось, привыкли к положению, считая его как бы обыденным, тогда и противник стал менее нас тревожить и тревожиться от нас, видя, что мы удовольствовались немногим и дальше двигаться будто не собираемся. Но тогда на сцену появились саперы-минеры. По ночам на левый берег в плацдарм стали посылаться саперы 2-й саперной роты штабс-капитана Каменского, обслуживавшей 3-ю дивизию. Они должны были упорядочить дело укрепления плацдармной позиции. Изнывавший от избытка огромной энергии и обладавший смелым почином командир роты штабс-капитан Каменский затеял минную войну. На участке наибольшей сближенности между враждующими (150–200 м) стали вести минные галереи. Увлеклись этим ужасно. Заинтересовались все, даже командир корпуса. Этот еще новый способ войны, полезный разве лишь в том смысле, что отвлекал людей от нудного бездеятельного сидения в окопах, продолжался почти до начала нашего наступления. Было несколько удачных взрывов, разрушивших некоторые, очень небольшие, впрочем, участки неприятельских окопов. Австрийцы, потерпев таким путем несколько раз, сами начали вести минные галереи, но почти без всяких, сколько-нибудь заметных, результатов.

Но «минная война» стоила жизни ее инициатору: во время одного из взрывов заложенной мины в оконченной галерее, которым руководил лично сам штабс-капитан Каменский, он погиб от удушения газами взрыва. Страшно все жалели этого безусловно ценного, выдающегося офицера.

В таком положении непрекращающейся борьбы, хотя и пассивной с обеих сторон, но тем не менее вызывающей постоянное напряжение, фронт под Сопановом оставался до того дня, когда Сопановский плацдарм блестяще выполнил предназначавшуюся ему роль. Неохотно шли сюда в окопы очередные роты: это было единственное место, где каждый день были потери; днем нельзя было высовываться, а ночью надо было быть начеку.

Но служил сопановский тет-де-пон и другую полезную службу. Все внимание противника на всем фронте 3-й дивизии невольно приковывалось к Сопанову, так что он, по-видимому, именно вследствие этого, как-то не обращал внимания на такие вещи, каковые в другое время, при других обстоятельствах, не могли бы, казалось, оставаться незамеченными; так например: Дубненское шоссе на участке Кременец – Драгунские казармы[165] было в сфере артиллерийского огня, но с момента возникновения сопановского нашего участка по нему не было сделано почти ни одного выстрела, мы всегда свободно проезжали здесь на автомобилях. Западнее Белокриницы, в городке построек кременецкой сельскохозяйственной школы, всегда свободно располагался полк в резерве (10-й или 12-й – по очереди). У Рижских драгунских казарм происходили совершенно откровенно строевые занятия учебных команд. А участок Детиниче – Студзянка стал каким-то «обозначенным», в конце концов его даже передали двум ополченским дружинам.

3. Начало подготовки к наступлению

О том, что весной будет общее наступление, мы, конечно, знали, ожидали этого, ибо оно было естественным. Но в начале марта и даже ранее мы стали получать из штаба армии сначала намеки, а потом определенные указания о подготовке к предстоящему наступлению. К этому времени произошел и ряд перемен в командном составе как в нашей армии, так и в корпусе у нас. Командующий 8-й армией генерал Брусилов назначен был главнокомандующим войсками Юго-западного фронта на место ушедшего с этой должности генерала Иванова[166]. Генерала Брусилова заместил вновь назначенный командующим 8-й армией генерал Каледин[167]. У нас взяли начальника 3-й дивизии, генерала Булатова (он получил в командование корпус). Прибыл (к концу зимы) назначенный на должность начальника 35-й дивизии генерального штаба генерал-майор Тальгрен[168], а затем и вновь назначенный на давно пустовавшее место командир 35-й артиллерийской бригады полковник Дынников[169] (ученый артиллерист).