Ольга Клюкина - Святые в истории. Жития святых в новом формате. VIII-XI века

Симеон, «будучи потрясен вопросом и суетностью этого человека», сказал в ответ: «Вам, архиереям, дано знать тайны Божии (Мф. 13: 11), о наимудрейший владыка, и излагать их вопрошающим». После чего пообещал дать ответ в письменном виде.

Свет – Отец, Свет – Сын, Свет и Дух Святой.Смотри, что говоришь ты, брат,смотри, чтобы не погрешить.Ибо три суть один Свет, один не разделенный,Но соединенный в Трех Лицах неслитно.

Сочинение Симеона было настолько точным с богословской точки зрения и по стилю изложения, что даже «премудрый синкелл» пришел в изумление от такого письменного ответа. Стефан не мог не признать «стройность изложения, серьезность образа мыслей, творческую силу, присущую человеку неученому и не вкусившему светской науки», – и это еще больше его уязвило.

В течение шести лет синкелл таскал Симеона по судам – то на заседания синклита, то к архиерею.

Патриарх Сергий потребовал объяснений по поводу празднования памяти Симеона Благоговейного, внимательно прочитал житие, книгу самого старца и не нашел в них ничего предосудительного. Но настойчивость Стефана, который, как пишет Никита, «не переставал ежедневно долбить архиерейские уши», а заодно и уши членов Синода, сделала свое дело.

В начале 1009 года (по другим данным, в 1005 году) в Константинополе был созван Синод, принявший решение об изгнании Симеона из обители Святого Маманта, да и вообще из Константинополя.

В «Гимнах Божественной любви» отразились многие впечатления Симеона от близкого знакомства с придворным духовенством.

…Кто мог бы сказать это с дерзновением,Что он презрел славу земнуюИ ради одной небесной священнодействует?Кто довольствовался одним только необходимымИ не утаил чего-либо, принадлежащего ближнему?Кого совесть свояНе осуждала за взятки,Чрез которые он старался сделатьсяи сделать священнослужителем,Купив или продав благодать?Кто не предпочел друга пред достойным,Поставив скорее недостойного?Кто не старается своих близкихДрузей сделать епископами,Чтобы пользоваться властью во всем чуждом?..…Поистине нет ныне никого из всех их,Имеющего чистое сердце,Кого бы не колола совесть,Так как он непременно сделал одно из того,о чем я сказал.

Симеон не делал каких-то особых открытий. Многие его современники видели болезни Церкви: страсть священнослужителей к богатству, непомерное честолюбие, желание с помощью духовного сана комфортно устроиться в жизни, – и так было не только в Византии.

«Многие князья Церкви давно уже ослеплены блеском золота, и чума эта заразила прелатов, рассеянных по всему миру, – писал бургундский монах и хронист Рауль Глабер, современник Симеона. – Получив же искомую должность, с еще большей страстью предаются они алчности, все силы отдавая на служение этому пороку; служат же они ему исступленно, как языческому божеству. И доходят они до того, что ведут себя так, словно Бог – это они, и требуют они себе почестей, которые воздаются только Всевышнему, но ни заслуг, ни трудов своих перечислить не могут, ибо нет их».

После вынесенного Синодом постановления шестидесятилетний Симеон покинул Константинополь. Но главный недоброжелатель не успокоился. Стефан организовал налет на монастырь Святого Маманта, где по его приказанию были варварски уничтожены иконы Симеона Благоговейного.

Уйди, беги и удались от среды таковых.Ибо довольно для тебя, если ты и самого себя спасешь.Ведь если бы ты спас мир, а себя погубил,То какая тебе польза от мира, тобою спасенного?Я не хочу, чтобы ты был пастыремНад кем-либо из нежелающих.

Судно, на котором увозили Симеона, переправилось через Босфор и остановилось на причале небольшого селения Палукитон неподалеку от Хрисополя. Там, в полном одиночестве, изгнанник был оставлен сопровождавшими возле мраморной колонны с изображением дельфина.

Наступила зима. У Симеона не было ни теплой одежды, ни пропитания хотя бы на один день – ему ничего не разрешили взять с собой в дорогу.

Спустившись к подножию холма, Симеон нашел развалины часовни Святой Марины, где и поселился, начав новую жизнь с молитвы девятого часа.

Монах – тот, кто не смешивается с миромИ с одним лишь Богом непрестанно беседует;Видя Его, он и Им видим бывает, и, любя, – любим,И соделывается светом, неизреченно сияющим.Будучи прославляем, он тем более считает себянищим,И, принимаемый в домах, являетсякак бы странником.О совершенно необычайное и несказанное чудо!

Полуразрушенная часовня Святой Марины принадлежала богатому константинопольскому сановнику Христофору. Узнав, что в часовне поселился изгнанный из монастыря Маманта святой старец, о котором многие говорили в столице, Христофор отыскал Симеона. Вельможа пришел в ужас от того, какое нищенское существование ведут старец и один его ученик, пожелавший разделить с игуменом участь изгнанника.

Христофор пообещал доставить им теплые вещи и продукты, но Симеон от всего отказался, сказав, что для ежедневного пропитания им вполне хватает хлеба с солью и воды. Но попросил об одном – чтобы Христофор отдал в их распоряжение часовню для устройства монастыря Святой Марины.

«Сей муж тотчас же приносит в дар святому часовню», – говорится в житии.

Просьба возникла не случайно, так как с первых же дней на монахов ополчились местные жители. Очевидно, на это место, подзабытое константинопольским владельцем, у них были свои виды. Сельчане предприняли немало усилий, чтобы изгнать из часовни Симеона и его учеников, которых постепенно становилось все больше.

«Движимые завистью соседи препятствовали ему, открыто угрожали ему и преследовали его, осыпая его камнями. Они то высокомерно обходились с ним и жестоко его поносили, а то, бывало, поднимали на него руки – на него, старого и бессильного, – преступными руками толкали его на землю (о, терпение Твое, Христе мой, и неизреченное великодушие!), иногда даже бросали в праведника камнями», – пишет Никита, который и сам приблизительно в это время появился в монастыре Святой Марины.

Зависть местных жителей была все же побеждена терпением старца и его учеников.

Вскоре друзья Симеона в Константинополе добились от Патриарха Сергия II и Синода полного оправдания изгнанного игумена. Симеону было предложено вернуться в обитель Святого Маманта и даже занять епископскую кафедру.

Но он отказался возвращаться в столицу и до конца дней прожил в своем маленьком монастыре, продолжая «вглядываться в себя, рассматривая и изучая свою душу, как в зеркале» и учить этому других.