А. Горбунов - Анатолий Тарасов

Тарасов и Чернышев сразу же договорились о разделении полномочий в сборной. «Они научились, — вспоминает Борис Михайлов, — все проблемы решать исключительно между собой и выходили к команде с четко выработанным единым мнением. Поэтому и спорили хоккеисты с ними крайне редко, смысла не было. Случались, конечно, моменты, когда Володя Петров мог высказать свою позицию, скажем, Тарасову, но того тут же поддерживал Чернышев. С двумя гигантами справиться было невозможно!»

Любые кадровые перемены в стране (и хоккей не был исключением) утверждались в ЦК КПСС на Старой площади. Там им и объявили, что они «назначены на ответственный участок работы», и доходчиво объяснили, каких результатов от них ждут.

Вечером в квартире Тарасова, на просторной кухне (истины ради скажем, что без традиционного русского напитка всё же не обошлось), договорились они и о том, что штатное расписание, согласно которому Чернышев именовался «старшим тренером», а Тарасов — просто «тренером», для них — пустая формальность. Они взяли на себя одинаковые права и обязанности и — самое главное — одинаковую ответственность за стратегию, тактику, комплектование сборной, за качество ее подготовки, тренировочный процесс, за функциональное состояние игроков. Никто не знал, о чем и как они договаривались во время своих посиделок, от посторонних глаз и ушей тщательно оберегаемых. Договорившись, забывали о непринятых аргументах и выработанной позиции не меняли. И Тарасов, о своенравном характере которого не были наслышаны лишь те, кто вообще не интересовался хоккеем, никогда не выставлял себя неформальным лидером в тандеме, коим, безусловно, оставался.

На очень короткое время к тандему подключили Анатолия Кострюкова. Работал он с ними в сезоне 1961/62 года, но вскоре его отозвали в Спорткомитет, и он стал заниматься второй сборной. «При мне, — вспоминал Кострюков, — каких-то договоренностей не было. Мы всё делали коллегиально, но решения принимал Аркадий. Он и процессом в целом руководил».

Примерно за три месяца до отставки после Саппоро-72 Аркадий Иванович рассказал о том, как работал тандем с момента его появления: «На первых порах мы вместе вели тренировку, оба выходили на лед, он работал с нападающими, я — с защитниками. Теперь занятия проводит Тарасов, но всю подготовительную работу — составление плана тренировки, дозировку нагрузок ведем вместе. Так что практически разделения обязанностей у нас нет».

Частности — не в счет. К ним относились без взаимных обид, считая их неизбежными.

Борис Майоров вспоминает, что фантазиям и выдумкам Тарасова «не было предела». «И насколько эмоциональным был Анатолий Владимирович, — говорит многолетний капитан сборной, — настолько невозмутимым Аркадий Иванович. Тарасов был человеком творческим, изобретательным, но в случае неудачи мог сгоряча всё перевернуть с ног на голову. К счастью, рядом находился рассудительный Чернышев, который мастерски, как и подобает тонкому тактику, дирижировал игрой. Мне не приходилось встречать в спорте другого тренерского тандема, где бы люди столь естественно дополняли друг друга».

«Что касается руководства действиями команды во время игр, — вспоминает один из любимых игроков Чернышева Юрий Волков, — то тут первое слово принадлежало Чернышеву. Никакого двоевластия не было. Да и как иначе? Характер у Аркадия Ивановича был твердый, мужской, и уж если он что-то решал, то переубедить его было сложно. Для этого были нужны особые аргументы. И замечу, что, по моим наблюдениям, отношения между этими двумя выдающимися личностями были уважительные. Тарасов называл Чернышева Адиком, тот его по-дружески — Антоном». Хоккеисты называли Тарасова «кнутом», а Чернышева — «пряником».

«Но должен же быть спрос с кого-то одного? — говорили Тарасову и Чернышеву. — С кого из вас?» — «С обоих!» — отвечали мэтры.

Работать Тарасову с Чернышевым всегда было легко еще и потому, что Аркадий Иванович, по выражению Тарасова, «никогда не отфутболит от себя». «Допустим, — рассказывал Анатолий Владимирович, — договорились мы о чем-то таком, с чем Аркадий Иванович был поначалу не согласен. А потом — неудача. Нет, никому Чернышев не пожалуется, что лично он, дескать, думал иначе. Да и меня не попрекнет: “Ну что, мол, я тебе говорил?..” Стойкий он человечище, Чернышев. Стойкий во всем».

Чернышева непросто было убедить в целесообразности предложений; он всё тщательно взвешивал, но при этом интуиции Тарасова доверял. Тарасов отмечал отсутствие предубежденности у коллеги и знал: Чернышев никогда не скажет «Нет!» только из амбициозных соображений, из желания не согласиться с предложенными вариантами только потому, что они предложены не им. «А уж то, что ваши доводы он будет слушать недоверчиво и даже после того, как все его возражения будут исчерпаны, предпочтет отмерить не семь раз, а много больше, — что ж, такова его манера, и в первый период совместной работы она и мне казалась несколько странной. А потом я был ей лишь благодарен, ибо эта неторопливость, неспешность Чернышева в выработке принципиальных решений уравновешивала в нашем тандеме полюса».

В бернском отеле, в номере Тарасова, в один из дней швейцарского чемпионата мира 1971 года Тарасов и Чернышев дискутировали относительно функций Мальцева, игравшего в одной тройке с Фирсовым и Викуловым. Динамовец Мальцев в клубной команде резко выделялся среди рослых, крепких хоккеистов, способных вынести колоссальную физическую нагрузку, — отменной техникой, непредсказуемыми ходами, нежеланием откатываться глубоко назад ради конкретных оборонительных действий. Чернышев у себя в «Динамо» даже не пытался переломить Мальцева, переучивать его, поскольку понимал, что в атаке этот незаурядный форвард, не растрачивая понапрасну силы сзади, может принести гораздо больше пользы, — есть кому отрабатывать в защите и за него. В Швейцарии же слабой игрой этого звена в обороне были озабочены оба тренера. Не совсем ровно действовал и один из защитников пятерки Рагулин. Тарасов и Чернышев искали ответ на вопрос, за счет чего можно было бы укрепить оборону в этом звене. «Решение, — вспоминал Тарасов, — напрашивалось простое: обязать центрфорварда (то есть Мальцева) энергичнее помогать защитникам. Как мы говорим в таких случаях, быть в зоне нападения „третьим”, чтобы успевать вернуться назад».

На таком решении настаивал Тарасов. Чернышев был против. Он считал, что нет никакой необходимости делать из Мальцева защитника, потому что главным его достоинством было умение забрасывать шайбы. Чернышеву удалось убедить Тарасова оставить всё как есть. Тренеры, рискуя, конечно, пришли к выводу: пусть звено Мальцева пропускает больше других, но зато появится шанс, что больше других оно и забьет. Так и вышло. Фирсов, в четвертый раз добывший титул лучшего бомбардира чемпионата мира (11 шайб), Мальцев (10) и Викулов (6) забросили 27 (!) шайб. Причем, что важно, особенно результативно они сыграли в решающих матчах.