Михаил Казовский - Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…

Хомутов, коренастый здоровяк, из донских казаков, ревностный служака, но имевший своих любимчиков, Лермонтова в их числе, только многозначительно крякнул.

— Да-с, господин корнет, подвели вы меня под монастырь. Я, конечно, сам люблю пошутить, но для шалостей выбираю время и место. Вы исправно служите, нареканий не имеете, печатаете стихи в столичных журналах — очень недурные стихи: я люблю «Бородино» и «Кавказского пленника». Но такое ребячество ныне — просто ни с чем не сообразно! Ладно бы обычный проезд — но на смотре его императорского высочества?! Объяснитесь, сударь.

Михаил стоял с видом победителя, словно ни капли не огорченный всем случившимся. Весело сказал:

— Бес попутал, господин генерал-майор.

— Так я и поверил. Зная вас и вашу натуру не один день, смею утверждать, что проделали вы сие нарочно. Только для чего?

— По рассеянности, по глупости.

— Не хотите говорить, значит. Дело ваше. Но за непослушание день на гауптвахте вам накину: станете сидеть десять.

— Слушаюсь, ваше превосходительство! Саблю игрушечную сдавать?

Окружающие грохнули от смеха. Хомутов только вздохнул.

— Скройтесь с глаз моих, карбонарий!

Так Лермонтов увильнул от участия в спектакле. Сидя на «губе», время попусту не терял — начал сочинять поэму из кавказской жизни, про свободолюбивого юношу-монаха — ту, что впоследствии назовет «Мцыри».

Семейство Карамзиных было огорошено вестью о его гауптвахте. Срочно пришлось по-иному распределять роли — вместо Михаила был введен Андрей Николаевич. Эмилия Карловна, узнав о случившемся, вначале побледнела, а потом все время оставалась в задумчивости, путая куплеты. Понимала ли она, что влюбилась? Вероятно, да: женщины всегда это чувствуют очень остро.

Глава вторая

Цесаревич Александр — будущий император Александр II — возвратился из поездки по странам Европы в марте 1839 года. В ходе путешествия он посетил, в числе прочих, герцогов Гессенских. Людвиг II жил в Дармштадте и встретил великого князя без особых чувств, сухо, протокольно. Его жена Вильгельмина проживала отдельно — в Хайлинберге — со своим любовником, камергером бароном Августом фон Сенаркленом де Грасси, — встретила русского гостя с родственной теплотой. Дело в том, что они действительно были близкими родственниками: Александр доводился ей двоюродным племянником.

От любовника Вильгельмина имела четверых детей. Неохотно, под давлением монарших особ Европы, Людвиг II согласился их усыновить и тем самым узаконил.

В Хайлинберге Александр познакомился со своей троюродной кузиной — официально принцессой Гессенской — Марией Максимилианой Вильгельминой Августой: ей в ту пору шел 15-й год. Она ему чрезвычайно понравилась. Он даже вначале думал сделать ей предложение, но потом побоялся гнева отца: вдруг тому не понравится, что девушка фактически не от герцога? Все-таки речь идет о грядущих наследниках русского престола. Хорошо ли, что в них потечет часть не голубой крови?

В Петербурге стояла обычная весенняя слякоть. Брат с сестрой — Александр Николаевич и Мария Николаевна — вышли прогуляться в Летний сад в калошах и под зонтом. Шли под руку, оживленно болтая. Он рассказывал о своих любовных интрижках в Вене и Париже. А она сообщила, что к ней посватался герцог Максимилиан Лейхтенбергский — младший сын Евгения Богарне, то есть внук императрицы Жозефины, первой жены Наполеона. Вначале Николай I выступил против этого брака, не желая хотя бы косвенно породниться с семьей Бонапарта, но потом поставил условие: он даст свое согласие, если герцог примет православие и подданство Российской империи и пойдет служить под ее знамена. Герцог согласился. Бракосочетание состоится в июле в Зимнем дворце.

— А тебе действительно приглянулась эта крошка из Гессена? — с интересом посмотрела на брата великая княжна.

— О, не то слово! Никогда не видел столь приятного женственного профиля и милых глаз и застенчивой улыбки. Говорит свободно на пяти языках. И поет прелестно.

— Что сказал папа́?

— Сразу — ничего, паузу держал двое суток, а потом разрешил. Но велел дождаться ее совершеннолетия — стало быть, поженимся года через два.

— Поздравляю. Рада за тебя.

Постепенно перешли на светские сплетни, обсудили размолвку Мусиных-Пушкиных, вспомнили Аврору Демидову: та, по слухам, ждет ребенка, а ее супруг продолжает сильно хворать и все время лечится на курортах в Германии.

— Ну а что в литературе?

— Сенсация этого сезона — повесть корнета Лермонтова «Бэла» из кавказской жизни. Все читают взахлеб. А корнет сделался героем светских салонов. Я сама в него чуть-чуть влюблена.

— Неужели? Серьезно?

— Нет, конечно. Так, мимолетное увлечение. Он очень забавный: кривоногий, широкоплечий, большеголовый коротышка. Но глаза, глаза! Просто омут какой-то. И насмешливая речь — часто шутит едко и удачно.

— Хорошо, что мы спасли его от Кавказа.

— Да, хорошо. Но папа́ очень недоволен.

— Продолжает злиться за стихи о Пушкине?

— Не знаю. Он не говорит. Но когда слышит упоминание о Лермонтове, просто каменеет. А прочитав «Бэлу», даже сквернословил.

— Быть того не может.

— Уверяю тебя. Говорил, что Лермонтов — мерзавец, коли пишет такие вещи — не во славу русского оружия, а живописуя русских офицеров как развратников, интриганов и тупиц.

— Бог ты мой! Раз отец этакого мнения о «Бэле», значит, она в самом деле занятна.

Оба рассмеялись. Мария вздохнула.

— Все равно я папа́ люблю. Даже при всех странностях его натуры.

— Я тоже люблю. Хоть и не всегда разделяю его взгляды на Россию и способы управления ею. Знаешь, из Европы наше Отечество видится по-другому. Там иначе люди живут. В девятнадцатом веке. Мы же все никак не покончим с восемнадцатым.

— Мой Максимилиан того же мнения. Я надеюсь, он поддержит все твои будущие перемены.

Александр кисло улыбнулся.

— О, когда это будет! Да и будет ли вообще?

— Я молюсь о тебе и о твоей блестящей судьбе.

— Очень рад, что ты меня понимаешь, — и по-детски звонко поцеловал ее в розовую щечку.

За прошедшие полгода отношения Лермонтова с Мусиной-Пушкиной никак не развивались: оба с тех пор ни разу не виделись. Выйдя с гауптвахты, он узнал, что она с детьми сразу после представлений у Карамзиных возвратилась в столицу. В октябре же произошли следующие события: Алексей Григорьевич Столыпин съехал с квартиры, получив приказ о своем назначении адъютантом герцога Лейхтенбергского (жениха Марии Николаевны); Святослав Раевский был прощен, и ему позволили вернуться в Петербург.