Константин Михаленко - 1000 ночных вылетов

Начальник оперативного отдела штаба полка капитан Мосолов каждый час перекалывает булавки с красными флажками, обозначая на карте линию фронта, которая неудержимо движется все дальше на запад.

Теперь мы уже почти не снимаем с самолета подвесные люльки, задания на транспортировку грузов поступают почти каждый день: подвезти горючее выдвинутому далеко танковому корпусу, перебросить боеприпасы, срочно перебазировать все службы истребительного полка ближе к сегодняшней линии фронта… Мы понимаем, что все это необходимо для общего дела победы, но самим нам охота бомбить, уничтожать и неотступно преследовать врага. Особенно тяжко перебазировать авиационные части и видеть, как еще необстрелянные юнцы, прибывшие только вчера из ЗАПа,[16] уже дерут нос и считают себя заправскими истребителями. С каким пренебрежением смотрят они на наши самолеты, на нас самих! Очень уж трудно все это сносить. Кажется, Константин Симонов назвал нас «чернорабочими авиации». Да, мы чернорабочие! И мы не гнушаемся своего дела. Ведь и наша работа направлена к одному — к победе.

И вот мы опять на аэродроме истребителей. На стоянках с десяток «яков». Остальные, по-видимому, в воздухе, ведут бой или патрулируют над нашими войсками. Пока наш командир договаривается с командиром истребительного полка о порядке перебазирования, мы, поставив свои самолеты в одну линейку, томимся ожиданием. И уже достал Борис свою неизменную гитару и тихо перебирает струны. Постепенно к нам подходят хозяева: техники и летчики-истребители. Судя по их чересчур бравому, воинственному виду, — молодые. Наверно, им еще не доверяют ведение боя, наверно, они оставлены здесь для перегонки самолетов, вот этих «яков». Тем не менее — истребители!

— Ребята, «кукурузники» прилетели!

— Рус-фанера!

— Этажерки!

Но мы упорно «не замечаем» насмешек. Рокочут струны гитары, а Яков Ляшенко подпевает Борису:

Мы летим, ковыляя во мгле,Мы к родной подлетаем земле.Бак пробит, хвост горит,Но машина летитНа честном слове и на одном крыле…

— Ой, мамочка! Послушайте, что «кукуруза» поет! — не унимается какой-то штатный остряк из истребителей. — Вы-то хоть слыхали, как пушки стреляют? Транспортники!..

Борис зажимает струны ладонью и небрежным движением сбрасывает с шеи тесемку гитары. От этого движения распахивается на груди тонкий комбинезон и обнажаются привинченные к гимнастерке два ордена Красного Знамени и краешек погона. Борис расправляет плечи:

— Эх, ты…

— Извините, товарищ лейтенант, — смущенно оправдывается истребитель. — Я не знал… я думал…

— Килька! — обрывает оправдания Борис. — Килька в томатном соусе!

Дружный хохот всех присутствующих заставляет неудачливого остряка спрятаться за спины товарищей.

— Становись!

Сейчас скажут, кому, на каком самолете лететь, и в люльки усядутся «пассажиры».

— Запускай!..

У меня под правым крылом сидит тот самый остряк.

Время от времени бросаю на него взгляд. Позеленевшее лицо, в глазах страдание. Понятно — жара и болтанка изрядная. От его мертвенно-бледного лица мне и самому становится тошно. Эх ты, истребитель!

Передовые части нашего фронта уже в междуречье Десны и Днепра. Вышли так стремительно, что за ними не успевают тылы. И опять мы снабжаем танкистов горючим и боеприпасами. Танкисты подошли уже почти к самому Днепру. Они отыскали в лесу большую поляну и выложили на ней посадочное «Т». А вокруг еще бродят не уничтоженные группы фашистских солдат.

Идем на бреющем. Впереди — ведущий, командир эскадрильи старший лейтенант Ширяев. С ним штурман Кисляков. У нас, ведомых, штурманов нет. Вместо них — ящики с боеприпасами. Идем звеньями по три самолета. Поглядываю вперед — на хвост ведущего, изредка — на землю, почаще — в небо: не исключена встреча с истребителями противника, передний край сразу же за посадочной площадкой. Справа от меня, в хвосте Ширяева, висит самолет Валентина Боброва. Пришел он в наш полк под Сталинградом из армейского звена связи. Стройный, подтянутый весельчак, он сразу пришелся по душе нашей компании, вошел в наш узкий круг дружбы. Мы знаем, что где-то в Белоруссии у него остались родные и ему не терпится скорее попасть в эти места. Потерпи, Валька! Еще немного — и сбудется твоя солдатская мечта, прижмешь ты к сердцу своих стариков. Больше ждал. Осталось совсем немного. Вот пополнят танкисты запасы горючего, зарядят пушки привезенными нами снарядами и — вперед! Эх, Валька, не забыть бы сказать тебе эти слова. Вот сядем, и я их обязательно выскажу. Я же сам знаю, как нелегко ждать. Но что это? Я вижу, как на левом крыле длинной строчкой вспухает обшивка, а прямо перед моими глазами разлетается стекло компаса. Я сдвигаю со лба очки и смотрю вниз. Там, на дороге, копошатся серо-зеленые фигурки — фрицы! А впереди — клинышками — звенья полка. Оглядываюсь назад — кудрявая поросль леса, синь безоблачного неба и гул мотора. Больше ничего. Валька! Где ж ты, Валька?..

Он не погиб. Раненого, его взяли в плен немцы. Он бежал, был схвачен вновь и бежал опять. Путь длиной в год вновь привел его в наш полк. И невдомек было молодым летчикам, почему мы, ветераны полка, украшенные многими орденами Родины, так тепло встретили этого худощавого лейтенанта, почему мы отдавали ему свои пайковые папиросы. Нас, ветеранов, осталось в живых совсем немного, и мы очень обрадовались, что среди нас снова был Валька Бобров. Израненный, избитый, но живой. Чудесная это штука — жизнь!

Где ты теперь, Валентин Бобров?

Бомбы, товарищ генерал!

Освобождены Карачев, Брянск, Смоленск. Передовые части фронта уже ведут бои на земле Белоруссии. И надо же, чтобы в это самое время наше звено было откомандировано в распоряжение штаба 16-й воздушной армии. Обидно до слез, а пожаловаться некому.

Лейтенант Казюра и младший лейтенант Тесленко развозят офицеров штаба, я закреплен за членом Военного совета армии генералом Виноградовым. Ему-то и высказываю свою боль, вся суть которой проста — хочу в полк, хочу сражаться!

— Солдат, — доказываю я генералу, — обязан драться.

Генерал отвечает односложно:

— Отстань!..

Мы перелетаем с ним с аэродрома на аэродром, нанося визиты частям воздушной армии. В одной части генерал торопливо вручает ордена отличившимся летчикам, в другой учиняет разнос за те или иные недостатки.

А передовые части уже форсировали Днепр в районе Лоева и, постепенно наращивая силы, расширяют плацдарм. Немцы не щадят сил, стараясь ликвидировать этот плацдарм и уничтожить наведенные саперами переправы.