Лора Шрофф - Невидимая нить. Встреча, которая изменила все

На длинные выходные на праздник Дня поминовения Майкл пригласил меня на свою новую яхту, которая только что прибыла из Сингапура. Майкл назвал свою яхту Paddington Station. До этого я мало плавала на лодках, но эта мне сразу понравилась. Майкл предложил мне поехать с ним в канун празднования Дня независимости в начале июля в двухнедельный круиз, и я согласилась.

Я рассказала об этом Морису. Я планировала отсутствовать два понедельника подряд. Это было первым серьезным выходом из графика наших встреч со времен нашего знакомства. Морис очень спокойно воспринял эту новость – он сказал, что очень рад за меня, потому что я заслуживаю небольшого отпуска, а также просил за него не волноваться. Морис сделал все возможное, чтобы у меня не было угрызений совести по поводу моего отсутствия. Я вспомнила слова мисс Хаус: «Нельзя взять и бросить этого мальчика». Но я же не бросала Мориса – я просто собиралась уехать на две недели. Тем не менее у меня было плохое предчувствие.

После нашего круиза Майкл попросил меня переехать к нему в Вестчестер. К тому времени я уже влюбилась и считала, что нашла мужчину своей мечты. Майкл был добрым, внимательным, щедрым, и мне казалось, что он должен быть прекрасным отцом. У него не было нервных срывов, и пил он весьма умеренно. Я очень хотела к нему переехать, но волновалась, что будет с Морисом. Пока мы жили совсем рядом, на Манхэттене, и он мог заходить ко мне, чтобы пообщаться. Но я собиралась уехать в пригород, из которого до центра города надо было добираться почти час. При мысли, что я должна рассказать эти новости Морису, хотелось плакать. Мне казалось, что я попала в заколдованный круг и не в состоянии решить, как мне следовать зову своего сердца и быть с Майклом, но при этом не потерять Мориса.

Как ни странно, но и Морис должен был переезжать. Его мать получила квартиру в Бруклине в рамках федеральной программы предоставления жилплощади малоимущим семьям. Так что Мориса ждал переезд в его первую нормальную квартиру – причем в тот же день, когда и я сама планировала переехать к Майклу. Из-за этого я ощущала меньше вины, но понимала, что наши регулярные встречи могут оказаться под вопросом.

Я рассказала Морису о своих планах. Во время этого разговора я не смогла удержаться от слез. Обещала встречаться по понедельникам в городе, общаться по телефону и обязательно сохранить нашу дружбу. И все же я знала, что многое в наших отношениях – возможность испечь вместе пирог, постирать его белье, поставить елку на Рождество – может бесследно исчезнуть. Морис и на этот раз успокоил меня и сказал, что все будет хорошо.

– Лори, но мы же будем продолжать видеться по понедельникам, – обнадежил меня он. – Мы можем ходить в Hard Rock Cafe. Все будет в порядке. Не надо обо мне волноваться. Лори, настало время, когда ты должна подумать о самой себе.

Я упаковала свои вещи и отправила их в Вайт-Плейнз и в один из трех выходных поехала в свой новый дом. Это был скромный с виду, современный двухуровневый особняк в стиле «ранчо». На участке протекал ручей. Я попросила Мориса позвонить мне, как только он переедет в новую квартиру. Морис взял из моей квартиры все свои вещи за исключением велосипеда, который оставался в комплексе «Симфония». Я дала швейцарам денег, чтобы они в любое время пускали Мориса за велосипедом, когда он захочет покататься. В те выходные Морис мне так и не позвонил, и я начала волноваться. Звонок раздался в понедельник – он плакал навзрыд, и я не могла разобрать ни слова из того, что он говорит. Я попросила его успокоиться и рассказать мне, что произошло. Морис помолчал и потом сказал:

– Мой велосипед украли. А маму арестовали.

Морис сказал, что катался на велосипеде до самой ночи (хотя и обещал мне этого не делать). Внезапно на него напали два парня постарше, отобрали велик и уехали. Морис пытался их догнать, но безуспешно. Он ужасно переживал из-за того, что потерял мой подарок.

– Послушай, это всего лишь вещь. Главное, что ты сам не пострадал, – успокаивала его я, хотя прекрасно знала, что для Мориса значил этот велосипед. Он так им гордился и был так подло обворован.

Через много лет после описываемых событий Морис признался мне, что все произошло по-другому. Он катался в районе приюта Bryant, повстречал двух знакомых ребят и остановился с ними поболтать. Дело происходило не ночью, а днем. К нему подошел черный парень, которому было лет двадцать, и сказал, что у Мориса отличный велосипед. Морис видел этого человека на районе, но не был с ним знаком.

– Дай кружок нарезать на твоем велике? – попросил этот парень.

Морис отказал.

– Да ладно, – настаивал тот. – Всего лишь небольшой кружок. Хочу попробовать, как он едет.

Парень вынул из кармана бумажник, достал из него водительские права и дал их Морису.

– Братишка, я не украду твой велик, – заверил он Мориса. – Вот тебе мои права, чтобы ты был уверен, что я вернусь.

Но Морис не хотел давать этому человеку свой велосипед. Инстинктивно он чувствовал, что надо побыстрее уехать. Однако он подавил в себе эти чувства и решил довериться незнакомцу. Он взял права и дал парню велик.

– Через десять минут вернусь, – сказал тот и уехал.

Морис терпеливо ждал десять минут, но никто не возвращался. Он подумал, что парень, возможно, захочет покататься на велосипеде дольше, чем десять минут. Велик был настолько хороший, что с него не хотелось слезать. Но день закончился, и наступил вечер.

Морис прождал семь часов.

К чему приводили мои собственные действия – к добру или злу?

Потом выяснилось, что права были фальшивыми, и Морис потерял свое сокровище. Он чувствовал горечь и отчаяние. Больше всего его убивало, что он потерял мой подарок. Поэтому Морис не хотел говорить мне, как это произошло на самом деле. Он думал – если я узнаю правду, то подумаю, что он вел себя глупо и необдуманно. Поэтому Морис и придумал историю, что на него напали и украли велосипед.

Я долго думала об этом случае и задавала себе вопрос, почему Морис тогда не доверился своему первому чувству. Он видел, что я ему верю: я пускала его к себе в квартиру, не боялась, что он украдет мелочь из кувшина, неоднократно говорила о важности доверия, дарила свою доброту – и он решил также довериться другому человеку. Но был подло обманут.

Если вдуматься, то я сама была во многом виновата в случившемся. Я говорила о высоких идеалах, которым не было места в тех обстоятельствах, в которых жил Морис. Может быть, я подавляла его природные инстинкты выживания на улице? Может быть, обманывала себя, а заодно и его, считая, что новый велосипед и благотворительные обеды в состоянии изменить всю его жизнь? Мне надо было ответить на непростой вопрос – какова моя собственная роль во всем, что произошло? К чему приводили мои собственные действия – к добру или злу?