Семь лет за колючей проволокой - Виктор Николаевич Доценко
Но моим надеждам не суждено было сбыться — опасность только раззадорила Горелого.
— Ну, давай попробуй! Пусти мне кровь! — не без бравады выкрикнул он и сунул руку в карман.
Догадываясь, что Горелый полез в карман не за конфеткой, я уже хотел махнуть своим опасным «приятелем» в сторону соперника, но в тот же миг в голове промелькнуло: сейчас решается моя судьба. Хорошо, если всё закончится раною, а если отправлю его на тот свет? Снова арест, следствие, приговор.
— Пустить тебе кровь — как два пальца об асфальт, — с бессильной злостью проговорил я, — но, может быть, сначала пояснишь, где я тебе перешёл дорогу, за что накатил на меня? А потом и решим, как закончим базар: миром или кровью?
— Да кто ты такой, чтобы я тёрку с тобой устраивал? — Он чуть не рассмеялся от такой наглости.
— Ты что, беспредельщик? — спокойно спросил я.
— Я? Ты чё мелешь, москвач?
— Так может поступать только беспредельщик — условия-то неравные.
— Сдрейфил, что ли? — Горелый усмехнулся и повернулся к своим приятелям.
— Неравные условия не в том, что вас так много, а в том, что я, попав к ментам, рискую снова вернуться в зону, а ты, раненый или холодный, останешься на воле. Кстати, если ты из-за девчонки, то мне она до фени.
— Холодный, в каком смысле? — заинтересованно спросил Горелый и тут же рассмеялся: — В смысле труп, что ли?
Я красноречиво пожал плечами.
— Ну, тут ты погорячился. — Он достал из кармана револьвер и, как заправский ковбой, крутанул его на указательном пальце, потом несколько секунд, не моргая, смотрел мне в глаза, вернул оружие назад и весело хлопнул меня по плечу: — А ты ничего, москвич. — На этот раз Горелый назвал меня правильно.
Я нажал на кнопку, вернул лезвие в ручку, сунул нож в карман. Напряжение спало, что почувствовали и его приятели.
— Я же тебе говорил, Горелый, что Тамарка сама его пригласила, — заметил один из них, и я сразу узнал голос, шептавший у меня за спиной во время танцев.
— Это правда? — спросил Горелый.
Я снова пожал плечами.
— Ладно… — Он чуть помолчал и неожиданно предложил: — Пить будешь?
— Если только чуть-чуть — губу продезинфицировать… — Я попытался улыбнуться, но лишь скривился от боли: в результате удара Горелого губа была разбита о зубы, и во рту ощущался привкус крови.
— На пятак, приложи. — Горелый протянул монету.
— Ничего, до свадьбы заживёт, — отмахнулся я.
Мы подошли к садовой скамейке и там раздавили на пятерых бутылку водки.
При прощании Горелый вдруг спросил:
— Это правда, что ты замочил кого-то на зоне?
— А-а… — Я поморщился. — Придал ему ускорение, а он вместо того, чтобы взлететь вверх, полетел вниз…
— Ладно, держи пять… — Он протянул руку.
— Отдашь десять! — пошутил я, отвечая на рукопожатие…
Больше мы с Горелым не виделись, но с того вечера меня больше никто не задевал и не провоцировал.
Кстати, возвращаясь пешком в тот вечер в общежитие: на последний автобус я опоздал, а пройти нужно было несколько километров, — по дороге я познакомился с одной приятной особой лет двадцати пяти. Она работала на заводе оператором котельной. Мы быстро нашли общий язык, и в туже ночь Валентина пригласила меня к себе в гости.
Она рассказала про двух своих сыновей-дошкольников, которые уже видели десятый сон, а про мужа ни слова. Заверив, что договорится с комендантом, Валентина уговорила меня остаться и оценить её кулинарные способности. Почему-то подумалось: либо разведёнка, либо муж сидит. Как бы там ни было, я вернулся к себе в комнату за полчаса до ухода на работу.
Бурные ночи продолжались пару недель но, к счастью, нам удавалось их сохранить в тайне. Всё было прекрасно и удивительно, пока она не призналась, почему старалась, чтобы меня никто не заподозрил в связи с ней: оказалось, её супруг — капитан милиции и работает в уголовном розыске в городе, расположенном в четырёх часах езды на поезде.
Это известие настолько потрясло меня, что несколько дней мне снился один и тот же сон: мы занимаемся с Валентиной любовью, а тут, как в старом анекдоте, неожиданно возвращается муж и приставляет к моему лбу пистолет. Что произошло во сне дальше, узнать так и не удалось: каждый раз просыпался раньше, и каждый раз уже пора было собираться на работу… Тем не менее с нежностью вспоминаю эту добрую женщину и её удивительно вкусные оладушки с мёдом…
Конечно, статьи в газете и работа в клубе существенно улучшили моё финансовое положение, но пахать в качестве разнорабочего мне ужас как претило. Однажды иду по стройке и вижу группу какого-то начальства, которое, судя по незнакомым лицам и по тому, как лебезил перед ними Кирьянов, начальник нашего строительно-монтажного управления, начальство было из Москвы. Вдруг показалось, что один мужчина лет тридцати с мощной спортивной фигурой мне знаком. Подошёл ближе — точно, не ошибся.
Во времена учёбы в Высшем техническом училище имени Баумана мы с этим парнем встречались на ринге, звали его Феликс Юдкевич. Теперь он работал Управляющим союзным трестом и приехал проинспектировать работу своих специалистов, монтирующих конвейер на заводе ДВП.
К счастью, он тоже узнал меня. Минут через сорок меня вызвал мастер, освободил от работы и сказал, что меня ждёт начальник СМУ. Появилась уверенность, что приглашение исходит от Феликса. Пробудилась надежда, что моё положение на «химии» резко изменится.
Предчувствие не подвело: в кабинете начальника СМУ за его обшарпанным столом сидел Феликс. Увидев меня, расплылся в добродушной улыбке, встал и быстрым спортивным шагом устремился ко мне. Мы крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине. После чего уселись на продавленный диван и с полчаса вспоминали студенческие годы, общих знакомых: кто? где? когда? Феликс приятно удивился профессиональному зигзагу в моей жизни, однако добавил, что я ещё студентом был зачинщиком всех вечеров и вечеринок.
Когда первая волна воспоминаний схлынула, мы помолчали немного и без особой охоты вернулись в действительность:
— Ну, рассказывай, что с тобой произошло, — попросил он.
Не нагружая ненужными деталями, коротко, но доходчиво поведал ему свою грустную историю.
— Да, неожиданный поворот. — Феликс тяжело вздохнул. — И сколько тебе осталось?
— Чуть меньше года…
— А почему же тебе что-нибудь получше не предложат? В смысле работы… — удивлённо спросил он.
— Ты же знаешь, как на периферии
