Бухта половины Луны - Евгений Иванов
– Ужас! – произнесла блондинка и потёрла носик.
– А почему мы не летаем на Луну сейчас? – поднял руку долговязый бойскаут в очках.
– Спасибо за вопрос! Всё потому что, как известно… – начал отвечать гид, увлекая группу в следующий зал.
– Всё потому что, мы там никогда и не были! – пробурчал краснощёкий.
– Я слышал, у них там был контакт с пришельцами, и те запретили нам совать нос на Луну, – бросил ему вслед курчавый. – Под страхом уничтожения цивилизации! НАСА это, конечно, скрывает!
– Программа полётов на Луну будет возобновлена очень скоро, – поспешил успокоить бойскаутов преподаватель.
– Боюсь, поэтому сюда и летит группа захвата, – добавил курчавый. – Их уже обнаружили в созвездии Тельца.
– Кошмар! – испугалась блондинка.
Мы прошли к следующему экспонату, и гид продолжил:
– «Вояджер-1» – самый дальний от Земли аппарат, созданный человеком. В настоящее время он уже пересёк границу Солнечной системы. Ему удалось сфотографировать Землю с максимально удалённого расстояния, – он показал на фотокарточку под стеклом. – Наша планета выглядит на снимке, словно крохотное зёрнышко в бесконечной чёрной пустоте.
Группа перешла к круглому золочёному диску на стене в рамке.
Карапуз выудил из кармана новый батончик и развернул.
– На борту «Вояджера-1» находится «Золотая пластина», на которой указано точное расположение нашей планеты относительно крупнейших звёзд. На пластине также записано изображение молекулы ДНК. Схема эмбриона и яйцеклетки. Кроме того, там находятся записи классической музыки. Звуки природы и животных.
– Теперь понятно, почему к нам заторопились гости! – встрял курчавый.
Бойскауты обернулись к нему. Повисла пауза.
– Сдали координаты, – подлил он масла. – Вот вам яйцеклетка… А вот ДНК! У этих ребят с Земли, наверное, жутко вкусные мозги!
Карапуз застыл с батончиком у рта.
– Невероятно! – возмутилась блондинка.
– Обратите внимание на этот макет, – гид повернулся в другую сторону. – Космический аппарат «Кассини-Гюйгенс» исследует спутник Сатурна. Он уже обнаружил несколько химических аномалий в атмосфере Титана.
Краснощёкий достал платок и протёр пальцы, испуганно глянув на меня. Я кивнул.
– Из атмосферы Титана пропадает ацетилен, – пояснил гид. – Учёные подозревают, что им могут питаться какие-то формы жизни.
– На всё воля божья, – смиренно заметил пастор.
– На этом наша экскурсия закончена! – поднял руки гид, улыбаясь.
Рыжий карапуз, утерев шоколадный рот, вышел вперёд и, сжимая в руке початый батончик, спросил:
– Скажите, а кто был самым первым человеком в космосе?
Гид умилённо улыбнулся. Положил руку ему на плечо.
И с теплотой открытого сердца торжественно отчеканил:
– Гэ-гэ-рин!
Все двинули к выходу.
Монашки по очереди сфотографировали друг друга на фоне макета шаттла. Блондинка прижалась к курчавому. Краснощёкий задумчиво тёр платком пальцы.
Добравшись до парковки, я вырулил на трассу и, минуя центр, потащился сквозь Хьюстон по пробкам, вперёд на запад.
Глава 23. Хьюстон – Сан-Антонио
Трафик медленно продвигался, огибая островок даунтауна.
За лесом высоток мелькало солнце. Логотипы и бренды венчали верхушки зеркальных башен. В стеклянных панелях преломлялись этажи тесно прижатых друг к другу зданий. Зазеркалье офисного королевства. Тонированное царство чистогана.
Первое прозвище: «Город Магнолий» – Хьюстон получил благодаря огромному парку магнолий в центре, который потом, правда, срубили.
Этот город со дня основания уверенно захватил звание финансовой столицы Юга. А уж, когда в заливе нашли нефть, банки здесь стали расти, как после дождя.
В город в поисках лучшей доли хлынули переселенцы. Теперь их потомки жгут нефтепродукты в затяжных пробках. Пробки – бич Хьюстона. Власти в поисках решения начали прокладывать пешеходные зоны и велодорожки прямо на многополосных шоссе, рассекающих город, с тем, чтобы побудить горожан добираться до работы не на авто.
Хьюстон был одним из первых городов, офисы которого в пятидесятых стали в массовом порядке оснащать кондиционерами. Многие здания даунтауна соединены системой тоннелей и крытых переходов. Их общая протяжённость порядка десяти километров, что очень удобно и в дождь, и в зной – можно обойти весь деловой центр и магазины, не выходя на улицу.
Борясь с перенаселением, мэр Хьюстона объявил о грандиозных планах строительства новых районов – город пора расширять! Правда, на него сразу накинулись с подозрениями консерваторы. Пошли слухи, что мэр просто хочет создать зоны комфортного проживания гей-комьюнити. Ведь мэр Хьюстона – лесбиянка, публично заявившая о своей ориентации. Причём, объявила она о ней до выборов. Горожане поддержали голосами. Хьюстон стал первым городом с мэром-лесбиянкой.
Центр, наконец, остался позади. Я миновал циклопические нагромождения окружных развязок, и вдоль дороги вновь растянулась умиротворяющая картина – изумрудные поля, широкие пастбища, отдалённые ранчо средь дубов на холмах.
Впереди до отрогов Скалистых гор лежала величественная равнина, нескончаемая песчаная прерия – Техас. Тысяча миль до Эль-Пасо. Перегон на двое суток, не меньше. Радио забормотало что-то о приближении пылевой бури.
Я свернул с трассы в небольшой тихий городок и зарулил на парковку какого-то подвернувшегося колледжа, чтобы слегка отдохнуть и спокойно задать маршрут навигатору.
Занятия, похоже, закончились. Студенты прыгали в машины и разъезжались. На лужайке перед входом прохлаждались группки с учебниками. Я вышел, чтобы размять ноги.
Рядом с учебным корпусом на небольшом стадионе по зелёному полю, рассечённому белыми линиями на ярды, бегали две агрессивные группы в плечистых доспехах. На груди и шлемах грозно щурился раскосый буйвол. С двух сторон поля торчали рогатки ворот. На трибунах загорало человек двадцать с тетрадками и едой.
На нижней скамье, выставив вперёд загипсованную ногу, за игрой наблюдал паренёк с бутылкой «Колы» в руках.
Я подошёл и прислонился к бортику, разглядывая игроков в поле.
– Кто выигрывает? – приветливо повернулся я к покалеченному.
– Тренировка, – вяло махнул он.
К нашему краю вдруг вырвался квотербек с мячом, за ним рванула группа. Он бросился поперёк поля к нашему бортику и как только достиг нас, его смачно впечатали в землю два бугая из команды противника. Мне показалось, раздался хруст. Бугаи поднялись и в прыжке стукнулись грудными клетками, хлопнув над головой руками. Паренёк остался лежать. Подошёл тренер и, перемалывая жвачку квадратными челюстями, приподнял козырёк бейсболки.
– Должен сказать, сынок, ты умеешь притвориться! – обратился он к лежащему. – Пожалуй, поведаю о твоих талантах руководителю театрального кружка. Он как раз подыскивает талантливых девочек в кордебалет!
Лежавший попытался что-то произнести, но у него получилось только простонать тихим голосом.
Тренер склонился над ним:
– Хотя тебя, пожалуй, и в хор возьмут солистом. Я похлопочу после игры.
Он выпрямился, оглядел команду и, набрав в грудь воздуха, снова нагнулся к бедняге:
– На позицию, Бэмби! – заорал он ему прямо в шлем.
Парень перевернулся на колени.
Прополз чуть вперёд. Шатаясь, поднялся. И, спотыкаясь, побежал.
Команды забегали, формируя линии.
Тренер выпрямился, энергично поправил козырёк и, выбивая пудовыми ладонями ритм, заорал вслед:
– Бегом! Давай-давай-давай! Живо, леди!
– У него тут каждый день Супербоул. Задолбал уже, – прокомментировал загипсованный, поправляя ногу.
Квотербеки заняли позиции, команды выстроились друг против друга и по сигналу ринулись в мясорубку. Кто-то вырвался с левого фланга, и мяч полетел вперёд. Того, кто его схватил, тут же взяли в клинч, смяли и вбили в землю. Над полем разнёсся слабый стон, следом послышались яростные проклятия тренера.
Я вернулся в машину и, включив радио, вырулил на хайвэй.
Ведущий в эфире обсуждал изменения погоды:
– Сильный ветер и высокая температура обеспечивают быстрое продвижение пылевого фронта на юге штата. По-прежнему велика опасность возникновения стихийных очагов возгорания. Просим отнестись со всем вниманием к штормовому предупреждению…
Я переключил канал и под медитативные звуки стал вновь погружаться в гипнотическое состояние, навеваемое монотонным набеганием дорожного полотна.
Вскоре скрылись посёлки и строения. Трасса вбежала на холмистое плоскогорье и стала петлять, падая и поднимаясь средь жёлтых песков, покрытых колючкой.
В детстве я откладывал книгу и вжимался в кресло, холодея от ужаса, представляя: как среди этих голых пригорков и камней потерянно бредёт
