Исай Лемберик - Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика)

- Зачем так резко? Мы пришли как друзья. У нас общие идеалы...

- Идеалы!.. А сквозь снега наша армия идет в одиночку. Идеалы...

Врач, видя, что Старчак с трудом сдерживается, вежливо напомнил посетителям.

- Больной устал.

Майор поднялся со стула и стал для чего-то застегивать пуговицы белого халата:

- Верю в ваше скорое выздоровление. Надеюсь еще услышать про смелого командира русских парашютистов. Честь имею, господин майор!

Когда гости ушли, врач сказал Старчаку;

- Нельзя так. Надо как-то деликатней, дипломатичней, что ли. Неприятностей не оберешься. Все же союзники...

- Не бойтесь, милый доктор, никогда ничего не бойтесь!..

- Они подарки вам принесли- шоколад, шпроты, вино, - вспомнил врач. - Я сейчас пришлю с санитаркой.

. - У меня все есть - вон сколько понатащили. Отдайте-ка английские дары другим раненым. По своему усмотрению.

Когда врач вышел, Старчак - впервые за все эти дни - поднес ко рту гармонику, подарок Ивана Бедрина, и стал наигрывать какую-то мелодию, в которой переплетались грусть и надежда...

Койка стояла у самого окна, и Старчак видел черные ветви, уже стряхнувшие с себя снег, видел серые сникшие сугробы. И ему вспоминались белые декабрьские и январские снега там, в тылу...

Пятого марта Старчака навестил Андрей Кабачевский. После зимних рейдов он стал капитаном.

- Ну, Иван Георгиевич, есть для тебя подарочек.

Старчак усмхнулся.

- Девать их уже некуда.

- Как знаешь...

- Ну ладно, выкладывай.

- Сегодня освобожден Юхнов... В полночь будет об этом в сводке.

- Открой, брат, окно, - попросил Старчак.

- А не заругают? - покосился на дверь Кабачевский.

- Я отвечаю!

Кабачевекий соскоблил ножом замазку и распахнул окно.

И сразу же ворвался в палату холодный влажный воздух, прогнав прочь больничные запахи и заставив трепетать занавеси.

- Значит, перезимовали, - сказал Старчак. - Весна...

5

Лишь поздней осенью, и то на костылях, вышел Старчак из госпиталя.

Но, он добился, чтобы ему разрешили полеты. - Только уговор, - сказали в штабе, - никаких прыжков!

Иван Георгиевич вновь стал готовить парашютистов к рейдам в тыл врага и сам неизменно сопровождал своих воспитанников. Четыреста часов провел он во время войны в полетах над территорией, занятой врагом.

Еще одна цифра. Он подготовил столько парашютистов, что из них можно было бы создать не один отряд, подобный тому, каким он командовал в Юхнове. Ну, а как насчет прыжков? Ведь в сорок девятом году Старчаку присвоили звание заслуженного мастера спорта, неужели только за довоенные успехи?..

Среди снимков, которые я видел у Старчака, мое внимание привлек один. Здесь запечатлен Старчак после прыжка с парашютом.

Купол еще не погашен, и парашютист, несколько откинувшись назад, старается сохранить равновесие.

- Давно фотографировались? - спросил я.

- Уж и не помню, наверно, еще до войны...

Зато Наталия Петровна рассказала все. - Он уже после госпиталя прыгал, с его-то ногами! Это не снимок, а настоящей фотообвинение. Попало ему как следует, а дома я добавила. Еще оправдываться вздумал, что высота небольшая. Как будто я не знаю, с какой высоты прыгают...

Старчак вынужден был сказать правду. Он просил лишь, чтобы я не писал об этом прыжке.

Но ведь цель автора - поделиться с читателями всем интересным в жизни героя, и я долго доказывал это Старчаку. - Ладно, - согласился он, - только не расписывайте.

И чтобы нечего было "расписывать", не сказал больше ни слова о своих прыжках с парашютом.

Новые встречи

Остается, по старому доброму правилу, рассказать о дальнейшей судьбе героев.

Прежде всего о Старчаке. Ему не довелось увидеть освобожденный Юхнов, зато он был среди тех, кто испещрил своими подписями стены рейхстага в Берлине.

Может быть, он и доныне служил бы в армии, если бы не автомобильная катастрофа, случившаяся в пятьдесят втором году. Крепко пострадали и без того израненные ноги Старчака. Пришлось уволиться в отставку. Но, как и прежде, у него каждая минута на счету. Обучение молодых парашютистов, выполнение множества партийных поручений, работа в различных комиссиях. Да мало ли дел у человека, который привык трудиться! Несколько слов о других героях повести.

Уже было сказано, что многие не отозвались на перекличке, которую провел Старчак.

Погиб на Северо-Западном фронте, преодолевая со своей ротой водный рубеж, старший лейтенант Анатолий Левенец. Старчак разыскал его мать и рассказал ей все, что знал о сыне. Взорвал себя, уничтожая мост в тылу врага, неподалеку от Мозыря, бесстрашный Мальшин, тот самый, который всегда дружески подшучивал над Улмджи Эрдеевым, заставляя его чистить свой автомат.

Не стало мужественного и великодушного Бориса Петрова. Его мать Евфалия Михайловна переслала мне из Вурнаров письмо парашютистки-разведчицы Людмилы Беляевой, рассказавшей,, при каких обстоятельствах он погиб. В августе сорок третьего года самолёт, на котором Петров возвращался после выброски десанта во вражеском тылу, был подбит и загорелся. Борис пропустил вперед, к дверям, товарищей, а когда хотел выпрыгнуть сам, самолет уже был объят пламенем...

Казнен в сорок четвертом году в центральной тюрьме гестапо в Риге отважный парашютист-разведчик Анатолий Авдеенко. К сожалению, в этих записках его имя почти не встречается, но, быть может, удастся рассказать о нем особо.

Авдеенко оставил жену, разведчицу-радистку Аню, и маленькую дочь Светлану. Совсем недавно я разыскал их, и Светлана, ставшая уже студенткой торгового техникума, тотчас же поехала к Старчаку. Он, сразу же узнав дочь товарища, рассказал ей об отце.

Комиссара Николая Щербину, своего верного друга, Старчак потерял из виду: изменчивая военная судьба раскидала их в разные стороны. Доходили стороной вести о том, что Щербина отличился в боях, был тяжело ранен. Однажды - это было уже после войны - кто-то из общих знакомых передал Старчаку привет от Щербины, сказал, что тот уже подполковник. Адрес у Щербины в то время должен был измениться, поэтому писать пока было некуда.

Щербина уехал в какие-то дальние края, потом уезжал Старчак. И так они, потеряв друг друга из виду, не смогли ни встретиться, ни завязать переписку.

Несколько лет спустя Старчак стал наводить справки о Щербине, Он обращался в Управление воздушно-десантных войск, в Политическое управление и во многие другие организации. И наконец ему сообщили, что Щербина умер в сорок девятом гаду от ран, полученных на войне.

Не довелось Старчаку встретиться и с бесстрашным парашютистом Петром Балашовым. Он перешел в пятьсот шестьдесят девятый штурмовой авиационный полк, стал командиром эскадрильи. Петр Балашов участвовал во многих воздушных боях, храбро сражался и погиб. Но имя его помнят и спортсмены, и военные парашютисты, и летчики полка тяжелых бомбардировщиков, и летчики пятьсот шестьдесят девятого штурмового полка, которых он водил в бой. Балашов прожил чуть больше тридцати лет...