Борис Григорьев - Карл XII, или Пять пуль для короля

Зимовка в Лаисе совпала, пожалуй, с самым лиричным временем для восемнадцатилетнего Карла. Он еще не утратил своего юношеского задора и с беззаботностью победителя в последний раз отдавал дань своему возрасту, предаваясь прелестям тихой зимней жижи в лесной глуши. Игра в снежки, хоровод под рождественской елкой, охота, вылазки в окрестности и участие в эстонской крестьянской свадьбе, по вечерам — сидение у камина и написание писем сестре — разумеется, младшей. Карл отнюдь не был мастером эпистолярного жанра, и его письменное наследие весьма скромно, потому что многое к тому же не сохранилось. То, что осталось, свидетельствует о том, что стиль короля был довольно приземленный, «некоролевский», ему чужды были патетические и героические тона, так хорошо используемые его предками-королями, в особенности Густавом II Адольфом. Аристократическая сдержанность, отсутствие экспрессивности, приземленность, простота, деловитость, краткость, иногда — намеренное употребление простонародных выражений и всплески легкого юмора — вот слитая характеристика эпистолярия Карла XII.

«Здесь на зимних квартирах событий мало, если, конечно, что-то не подворачивается под руку. Магнус Стенбок и Аксель Спарре после еды соблюдают покой, а иногда пускаются в шалости. Однажды здесь устроили охоту на лося. Участвовали в ней только я, Магнус Стенбок и Врангель[57], мы вернулись поздно домой и устроили такой шум, что некоторые подумали, что на них напали русские и закричали: «Где пистолеты?», а господин Нильс[58] вооружился вертелом... Здесь время идет весело... — пишет он Ульрике Элеоноре в Стокгольм и продолжает: — А по пути из Нарвы мы попали на крестьянскую свадьбу, которая проходит со всевозможными украшениями. Невеста должна реветь, плакать и сожалеть о своем девичестве; лицо у нее закрыто и совсем не видно. А жених берет ее под руку и ходит с ней по кругу. Впереди них идет человек с мечом и осеняет крестом все двери. Потом, когда надо ехать на венчание, невеста садится в сани на подушку, а жених — к ней на колени, и все свадебные с большим воем, как стая волков, отправляются вместе с ними и с волынкой впереди свадебного поезда. Проживающие радом с русской границей танцуют по-русски, стоят и притопывают ногами друг против друга в каденции и вскрикивают, извиваясь и потирая друг друга спинами».

Нормальное письмо нормального человека — и не больше. В повседневной жизни Карл XII, по мнению многих историков-апологетов, был обычным человеком, чуждый всякому пафосу и «возвышенным чувствам». Его преображала война, но и на войне его трудно представить обращающимся к своим солдатам с пламенном речью о завете отцов, о любимой родине, о привлекательности воинского подвига, как это делали Цезарь, Наполеон или Густав II Адольф. Патетика не была в его стиле и духе. Он действовал на своих подданных практическим примером — шпага никогда не обманет! Его называли бессердечным, бесчувственным, жестоким и холодным как лед, — подобные высказывания уже стали появляться сразу после Нарвы, когда окружение его видело, что у него не находилось теплых, проникновенных или сочувственных слов к людям. Некоторые историки, однако, не считают его таковым. Они объясняют все это отсутствием у Карла XII склонностей к риторике и патетике, ею прагматизмом и неприязнью к высоким словесам и ко «всякой чуши вообще». Потому он и казался всем чужим, отстраненным и странным. Вполне правдоподобная версия. Вот если бы он кричал и неистовствовал в драматические моменты, высказывал меткие афоризмы о справедливости и добродетели, театрально махал шпагой перед небесами и призывал Бога в свидетели, то тогда он был бы всем понятен и близок, Как говорил лорд Бикон, добавка лжи только увеличивает удовольствие.

О Карле XII, как почти обо всех выдающихся личностях, существуют два диаметрально противоположных суждения: одни считают его бездарным человеком и посредственным, несмотря на всю воинственность и личную храбрость, полководцем; другие, наоборот, признают чрезвычайно одаренным человеком и полководцем, что называется, от Бога и на все времена. И то и другое мнение имеет убедительные и неопровержимые примеры как за, так и против. Нет, недаром Вольтер говорил, что Карл XII был человеком, который довел свои добродетели до их противоположностей.

Нам думается, что все зависит от того, как посмотреть на этого человека: с сочувствием и симпатией или, наоборот, с неприязнью и отчуждением. Все дело заключается в том, что мы хотим увидеть в великом человеке и на что — закрыть глаза. Либо мы принимаем его целиком как выдающийся талант вместе с его недостатками, либо начинаем копаться в его ошибках и проступках и приходим к «удовлетворительному» для себя выводу о том, что объект наших исследований практически ничем не отличается от нас, простых смертных людей. Вот не хватает, например, у шведа Ф. Г. Бенгтссона и некоторых других историков симпатий к царю Петру, поэтому они и рисуют его в образе сугубо отрицательного человека, бабника, грубияна, безбожника и деспота, подверженного пьянству, обладающего буйным и грубым нравом и жестоким характером. Карла XII они, наоборот, обожают, и перед читателем предстает образ благородного и обаятельного человека. Впрочем, замечает тот же Бенгтссон, даже в случае самого благожелательного отношения к Карлу XII нельзя ожидать от него слишком многого. Он был монархом и великим человеком, и этим все сказано. Разве можно подходить к великим людям с обычной меркой?

Шведский историк считает, что, кроме Карла, в истории были да выдающихся монарха-полководца: Фридрих Прусский и Наполеон. Последние являлись людьми безудержного характера с разнообразными способностями и задатками. Они многим интересовались и проявили себя в самых разных областях, помимо военной. Фридрих был философ, писатель, любитель поэзии, музыкант; Наполеон обладал еще более разносторонними талантами. Эти правители мало обращали внимания на моральные принципы и в своих практических действиях исходили из прагматической целесообразности[59].

Не таков Карл XII. Это — отдельное явление в истории, сравнение его с другими историческими фигурами почти невозможно и неудовлетворительно. Он действует и мыслит непредсказуемо и ставит свое окружение в тупик. Казалось, что после Нарвы королю можно было успокоиться и вернуться в Швецию. Ведь тройственный союз против него фактически распался, опасности ни с какой стороны не было, а саксонский курфюрст, он же польский король де-юре, зондировал возможности заключения с ним мира. И можно было не сомневаться, что мир этот мог состояться лишь на условиях, продиктованных королем Швеции. И тем не менее Карл зимой 1701 года не успокаивается на достигнутом и стремится к войне. «Король не думает ни о чем другом, кроме войны, — писал М. Стенбок в Швецию из Лаиса. — Он не обращает никакого внимания на советы других людей, и создается впечатление, что он действует по указанию самого Господа Бош. Пипер в трансе, потому что все важные дела решаются без всякого предварительного обсуждения».