Павел Алепский - Путешествие антиохиского патриарха Макария в Москву в середине XVII века (1628-1631)

Мы заметили, что они не осмеливались ходить по городу малыми партиями, но ходили большою толпой, из опасения обиды от детей московитов; кроме того, им не позволили остановиться внутри города или под городом, (поместили) в необитаемых равнинах, дабы они не ловили и не ели людей. Вот сведения о собачелицых, которых мы видели собственными глазами.

Затем патриарх Никон пригласил воеводу, приехавшего из Сибири. Он явился к нему, приведя с собою нескольких должностных лиц из почетных жителей той страны. То были посланные с казенною податью, которую они в настоящее время привезли. Мы весьма дивились на них, ибо они смуглого цвета и очень сухи, словно полено; лица у них широкие, а глаза маленькие; все они безбородые: мужчину не отличить от женщины. Волосы на голове у них связаны, а у некоторых привязана к ним прядь из [159] лошадиного хвоста, подобно тому, как носят волосы женщины в нашей стране. Одежда их из шелка, похожего на атлас и окрашенного в превосходные цвета. Она не сшита, а выткана так, что одна часть связывается с другой, как мы в этом удостоверились. На одежде спереди и сзади вытканы изображения драконов,- не дьяволов,-змей и диких зверей, страшных видом, с глазами из стекла и бровями из костей. Все это сделано из золотой канители. Они тщеславятся таким платьем: его носят только знатные люди и правители. Эти люди не из первой и не из второй Сибири, а из третьей, называемой: ени дунья (Новый Свет), которую открыли казаки шесть лет тому назад.

Затем патриарх стал расспрашивать тех людей чрез переводчика о положении их страны и на сколько верст она отстоит от Москвы. Они сказали: "расстояние нашей страны сорок тысяч верст, и мы отсутствуем из нее более трех с половиной лет". По этой-то причине лица их были черны и сухи. Когда присутствующие услышали: "сорок тысяч верст", то были весьма удивлены, ибо расстояние в каждую тысячу верст требует месяца пути, особливо в летнее время при постоянных дождях и трудных дорогах; а в особенности при наступлении зимы путешественники сильно задерживаются, когда замерзнет земля, ибо грязь становится словно гвозди, что весьма

затруднительно для ног лошадей, и делается удобопроходимою не раньше, чем выпадет обильный снег, который уравнивает землю. Вторая причина та, что они дожидаются замерзания рек, ибо реки быстро не замерзают, и только спустя некоторое время, когда лед утолщится и окрепнет, путешественники осмеливаются переходить через них. Перед самым замерзанием рек суда по ним уже не ходят, ибо лед образуется на них слоями. Потом патриарх спросил их: "На [160] чем вы ездите? Есть ли у вас лошади?" Они отвечали: "Нет, но у нас есть собаки, которых мы употребляем вместо лошадей. Они возят наши повозки и сани, дороги же зимой для нас легки". "Что вы едите?" спросил их патриарх. Они отвечали: "Когда увидим дикого зверя, отвязываем своих собак и спускаем на него, и когда они его поймают, мы и собаки едим его сырым, не варя на огне. Это наша провизия и наша пища". "Что вы пьете?" спросил он. Они сказали: "Если не находим воды, едим снег, который заменяет нам воду; также и собаки, когда почувствуют жажду, то лижут лед". Он спросил их, кому они поклоняются. Они сказали ему, что они эллины, т. е. почитают идолов и животных и поклоняются небу. Услыхав это, все присутствующие сильно удивились. Мы же, в особенности, были рады этим рассказам и тому, что видели и слышали; на наше счастье все эти народы приезжали (при нас). Затем патриарх отпустил их. Мы видали упомянутых собак в домах государственных сановников, кои хвастают ими и строят для них деревянные домики подле ворот своих жилищ, привязывая этих собак толстою цепью за шею, ибо, Бог свидетель каждая собака больше осла; голова же у нее больше, чем у буйвола, а пастью своею она может проглотить голову буйвола. Что касается их пищи, то им дают бычачьи головы, разрезанные пополам на обед и ужин. Богу известно, как сильно мы испугались, увидев их, ибо вид их ужаснее вида львов. Этих собак запрягают по-две в маленькие сани, похожи на бармэ в Константинополе, с выступом спереди, где садится человек. Чтобы он ни вез с собой, соболей и иное, упаковывает в кожаные мешки для предохранения от снега и дождя, и сам на них садится. Он погоняет собак длинным хлыстом, держа в (другой) руке вожжи, и, как нам [161] говорили, собаки; бегут быстрее; лошадей; и ночью и днем.

Патриарх Никон сообщил в этот день за столом нашему владыке патриарху, что кругом города Казани живут шестьдесят тысяч мусульман, которые платят харач и (всякие) поборы. Они крестятся днем и ночью. Он рассказывал, что московиты считают их нечистыми и не сообщаются с ними, не едят с ними и не пьют. Кто из них окрестится, тот не смеет ходить к своим родным, а если пойдет по необходимости, то не ест с ними из одного блюда и за их столом, а из отдельного блюда и за отдельным столом, из опасения возбудить злобу московитов и подвергнуться наказанию от них за то, что он ел с мусульманами, ибо у них это считается чем-то отвратительным и весьма нечистым, именно (они думают), что крещение оставило его, и он нуждается в новом крещении. Если жена окрестившегося также окрестится вместе с ним, то будет его женой, а если не пожелает, то отнюдь не дозволяют (ему) приближаться к ней, но разводят ее с ним и женят его на христианке. Крестившийся получает от щедрот царя одежду, сукна и много динаров, и один из государственных сановников бывает его крестным отцом. После крещения бросают все его платье и надевают на него новое, даже (новый) колпак; на голову и (новую) обувь на ноги. Они твердо верят, что именно такой крестный отец избавляет его из мрака неведения и руководит к истинному свету. Впоследствии мы видели, как они крестили взрослых людей в нашем присутствии в Москве-реке. Священник, прочтя положенные молитвы, налил деревянного масла и раздел (крещаемого), оставив его в одной сорочке, которую снял только тогда, когда ввел его в воду и погрузил, дабы не обнаружить его pudenda. Он поднимал и [162] опускал его трижды при помощи пояса, пропущенного под мышки, затем вывел его, после того как трижды погрузил его с головой, тотчас одел во все новое, потом, по обыкновению, обошел с ним три раза кругом воды, поя положенную стихиру; при этом как он, так и все присутствовавшие имели в руках свечи. Мы увидели нечто чудесное: их лица, быв черными и мрачными, тотчас,-о удивление!-преобразились в сияющие светом. Их было трое мужчин: двое из татар молдаван (мордва), а третий из ханских татар. Они знают по-турецки. Крещение совершилось, после того как они у нас, в монастырской церкви, в течение всего великого поста, усердно посещали службы ночью и днем, при чем, как оглашенные, стояли вне церкви. Священник учил их крестному знамению, молитвам и тайнам веры. Один из них был старик. Мы дивились на московитов: они так высоко ставят веру, что не крестят никого раньше, чем он пробудет шесть недель, т. е. 40 дней, в каком-либо монастыре, не входя в церковь. Так поступали теперь и с ляхами и крестили вторично, хотя это недозволительно; но московиты отнюдь не принимают их, не окрестив. Таким образом, ляхи, поневоле, просят крещения, дабы их приняли и любили от всего сердца. Крестившиеся получают высокие должности. Обрати внимание, брат мой, на сии дела, кои мы слышали и видели от этого благословенного московского народа. Какое убеждение! какая вера! какая преданность Богу! Они даже не пускают чужестранца в свои церкви, думая, что он их осквернит; отнюдь не принимают и не любят людей другой религии. Мы рассказывали, что, когда идет к царю турецкий посол, то его не вводят со стороны церкви Благовещения, дабы он не осквернил ее. После того как он поцелует полу царской одежды, и царь положит [163] свои руки ему на голову в знак дружбы, тотчас же, по выходе посла, он моет руки водою с мылом, думая, что они осквернены; затем призывают священников совершить водосвятие на том месте и окропить его, дабы оно очистилось, ибо осквернено. Мы дивились и изумлялись такой точности. Да продлит Бог их (существование) до дня страшного суда и воскресения из мертвых.