Кирилл Николаев - Жизнь и смерть Эдуарда Берзина. Документальное повествование

Кое-кто из руководителей проявил недовольство бурной деятельностью местных чекистов. Но мы видели, как Берзин, пользуясь мандатом уполномоченного НКВД на территории Колымы, тотчас вмешался в этот конфликт: недовольные были наказаны, от остальных он потребовал «обеспечить поддержку и авторитет» своему карательному отделу.

Пребывая одновременно в нескольких должностях, совмещая в одном лице партийную, административную, хозяйственную и карательную власть, Берзин хорошо понимал, что главная его задача — непрерывно увеличивать добычу золота. Ради нее — лагеря и стройки, автодорога и морской порт, пароходы и все остальное. Поэтому в 1935 году он произвел в структуре треста некоторые изменения с тем, чтобы улучшить руководство золотодобывающей отраслью в Дальстрое.

Дело в том, что геологи открывали все новые и новые месторождения. В 1935 году количество полигонов, на которых шла добыча благородного металла, значительно увеличилось. На левом берегу реки Колымы, куда еще только-только дотянули автодорогу, уже действовали крупные прииски Партизан, Ат-Урях, Хатыннах, Штурмовой.

Берзин разделил единое Горное управление на два самостоятельных, назвав их Южное и Северное. В Южное горнопромышленное управление (ЮГПУ) вошли старые прииски, растянувшиеся по правому берету Колымы и ее притоков: Среднекан, Борискин, Пятилетка, Юбилейный, Холодный, Таежник. А молодые прииски, расположенные на левобережье Колымы, были объединены в Северное горнопромышленное управление (сокращенно: СГПУ).

Директор треста форсировал работу по подготовке к эксплуатации первого на Колыме месторождения рудного золота. Оно называлось Утинским, так как находилось вблизи впадения речки Утинки в Колыму. Как мы помним, пуск Утинского месторождения был записан в постановлении Совнаркома.

Но это месторождение было расположено на некотором расстоянии от проложенной автотрассы. Причем, по маршруту возможного проезда к Утинке возвышались крутые сопки, через которые нужно было перевалить, то есть сделать перевал. Сохранились воспоминания одного из строителей Утинского ответвления от главной автотрассы.

Николай Эдуардович Гассельгрен — дипломированный инженер-строитель. Как вольнонаемный, по договору, подписанному в Московском представительстве Дальстроя, в 1934 году прибыл в Нагаево и был определен на работу в одну из дорожных дистанций Управления дорожного строительства.

«Я строил дорогу через Утинский перевал, — вспоминал потом Н. Э. Гассельгрен, — что было объявлено сверхсложной задачей, так как руководство Дальстроя во главе с первым директором Эдуардом Петровичем Берзиным считало, что необходимо дать тракторный проезд буквально в считанные месяцы…

Мне выделили свыше тысячи человек, большинство из которых являлись заключенными. Тогда я впервые увидел, как работают эти люди. А работали они словно львы, ибо в Дальстрое существовала система зачетов, которая фиксировала выполнение и перевыполнение дневной нормы выработки, количество рабочих часов, отсутствие замечаний, наказаний, наличие поощрений и т. д., что быстрее всего вело к досрочному освобождению.

В течение двух с половиной месяцев на Утинском перевале гремели мощные взрывы, было разработано и вытащено более 80 тысяч кубометров мерзлой и скальной породы.

Все это делалось несмотря на снежные заносы, лютые ветры и морозы, на вспышки популярной в то время болезни — цинги, косившей без разбора вольнонаемных и заключенных. Выживали пившие стланиковый отвар, лучше одевавшиеся и питавшиеся, что больше относилось к ударникам — людям физически сильным, получавшим право на дополнительное снабжение, на так называемые премиальные блюда, что абсолютно исключалось для тех, кто не давал план.

В конечном итоге мы победили. Тракторный проезд был дан в кратчайшие сроки. Э. П. Берзин сам приехал поздравлять наиболее отличавшихся. Все его встречали как желанного гостя. Уже тогда можно было говорить об огромном авторитете Эдуарда Петровича.

Завоевал же он его своей твердостью, честностью, человечностью.

Я не помню даже одного случая, когда бы Э. П. Берзин поступил несправедливо, отказался от своего обещания, хотя и принимал самые жесткие решения по отношению к нарушителям трудовой дисциплины. Он не был мягким, мягкость бы в то время не простили, панибратства между вольнонаемными и заключенными быть не могло, да его и не было»81.

В приведенном отрывке воспоминаний Гассельгрена очень характерны последние слова. Образованный, неглупый инженер убежден, что мягким в те годы руководителю нельзя было быть. И что «панибратство» между вольнонаемными и заключенными недопустимо. А ведь это говорит человек, который через год, по фальшивому обвинению берзинского отдела НКВД, сам оказался под следствием, в камере предварительного заключения Магаданской тюрьмы.

Оголтелая пропаганда тех лет оболванивала умных людей. Казалось бы: вот он — Н. Э. Гассельгрен на своем горьком опыте должен понять, как непрочен, эфемерен в те годы был рубеж между вольнонаемным и заключенным. Еще вчера он командовал тысячей заключенных, а сегодня, не совершив никакого преступления, по капризу сотрудников этого самого отдела НКВД сам — за решеткой. Значит, сегодня уже те, кто остался на воле, не должен допускать «панибратства» с Гассельгреном? И он такие нормы поведения, такую нравственность считает нормальными.

Видно, многолетняя мощная пропаганда так уродует, калечит психику человека, что тот не верит даже своей собственной трагедии. Но верит — лживой пропаганде.

В воспоминаниях Гассельгрена есть еще один эпизод, который подчеркивает нелепость и противоестественность морали, разделившей в те годы советское общество на «чистых» и «нечистых». Он так описывает этот эпизод.

«В октябре 1935 года меня назначили начальником строительства нового поселка — Ягодного, а в ноябре наградили золотыми часами. Такой же награды среди всех дорожников Колымы удостоились еще четыре человека. Других премировали деньгами, патефонами, отрезами на костюм, импортными ружьями. В числе последних находился заместитель начальника Управления дорожного строительства Дальстроя Иван Васильевич Запорожец. Высокий, стройный, с густой шевелюрой, он, на мой взгляд, полностью оправдывал свою фамилию. В день награждения близко познакомиться с ним не удалось, узнал я его чуть позже, когда Иван Васильевич приехал посмотреть на мою работу. На Колыму И. В. Запорожец, являвшийся до этого заместителем начальника Ленинградского УНКВД, был сослан после убийства Кирова. Кстати, буквально через некоторое время после упоминаемого мною награждения, проходившего в Мяките, его назначили руководителем всего Управления дорожного строительства»82.