Алексей Диброва - Артековский закал

— Последнее время он работал обеими руками, даже в пруду плавал, — добавил Игорь.

— Гутарь, гутарь, — одно дело плавать, а другое — брёвна таскать, — не согласился дядя Василий.

Мужчины закурили и пошли к косилкам, я стал заводить трактор. Не успел тронуться с места, как где-то вдали послышались выстрелы — очередь… снова очередь. Все повернули головы в ту сторону, откуда бил пулемёт. Что-то заблестело на солнце и стремительно понеслось в нашу сторону:

— Самолёт!

— Неужели немецкий? Всем под трактор! — закричал Ильясов.

Вмиг всех словно ветром сдуло и загнало под трактор — иного убежища поблизости не было. Он пролетел почти над нами, дал очередь, но пули в трактор не попали. На крыльях чернели кресты.

— Юнкерс! Вот, гад, куда залетел! Ну, ничего, ты долго не будешь летать! Нас крестами не испугать! — ругался Ильясов, вылезая из-под трактора.

Фашистский стервятник летел низко над землёй, снова и снова раздавались над мирной степью пулемётные очереди, пока он совсем не исчез из глаз.

— В кого он стреляет? Где здесь военные объекты? — наивно спрашивал конюх.

— Стреляет, гад, в людей, на то он и фашист. Видишь, какой нахалюга — безнаказанно шастает над степью, как коршун — хоть бы что, — ворчал сердито парторг.

А вечером косари узнали, что в степи самолёт обстрелял женщин из соседнего села, среди них есть раненые, а одна — убитая.

Начальника лагеря глубоко взволновал и насторожил этот случай. Ведь не исключена возможность, что фашистский асс для собственного развлечения в другой раз может обстрелять и пионерский лагерь, даже может сбросить бомбу. Неминуемо будут жертвы, раненые, может вспыхнуть пожар — строения все деревянные. А он отвечает за жизнь многих десятков детишек, отвечает не головой, а партийной совестью. — «Что делать?» — В этот же день Гурий Григорьевич передал радисту текст радиограммы для Москвы.

В лагере было введено круглосуточное дежурство комсомольских патрулей, на балконе самого высокого — центрального павильона находился наблюдательный пункт. Старший вожатый Володя Дорохин был начальником караула и разводящим одновременно. Он следил за несением дежурства, ночью лично проверял часовых, поднимал вожатых, обходил с ними территорию лагеря.

— Когда он спит? — удивлялись ребята.

В трудовой размеренный ритм лагеря входило что-то новое — грозное, чувство грозящей опасности. Но никакой паники не наблюдалось, никакой растерянности, — лагерь был готов встретить новые испытания, выпавшие не его долю.

НА ЭЛЕКТРОСТАНЦИИ

Освобождение себя от труда есть преступление.

Настал день, когда последний куст травы упал под ножом косилки. В степи плыл аромат увядающей травы. Когда докашивали последний травяной островок, из него во все стороны выскочила добрая дюжина зайцев-степняков, виляя между покосами, они ринулись наутёк, а косари им улюлюкали вдогонку.

Мы с Игорем поймали несколько перепелиных выводков — маленьких полосатых птичек, поиграли с ними и пустили на волю — пусть бегут к мамам.

Косовица закончилась. До начала жатвы оставались считанные дни. Я сделал небольшой ремонт трактора: подтянул подшипники, отрегулировал клапаны. Ежедневно наведывался в гараж, привык к трактору, словно к живому существу. За мной хвостиком тянулся Игорь, он тоже считал себя трактористом, в последние дни косовицы он сам садился за руль и был на десятом небе.

Из госпиталя прибыл, наконец, Миша. Его трудно было узнать, настолько он похудел, будто высох, только глаза горели глубоко. Его беспрерывно передёргивало, голова поворачивалась произвольно в сторону, конвульсивно дёргались руки, и он глухо стонал. Но он рвался в лагерь, к друзьям, к любимой работе. На трактор он садиться не мог, но ежедневно приходил в гараж, помогал советами, с завистью смотрел на нашу работу. Мы ему были рады, старались поддержать его добрым словом:

— Не дрейфи, Миша, выше нос, трактористов никакая ведьма не возьмёт!

— Так хочется поехать по степи, как раньше, — навстречу солнцу! — вздыхал он.

— И поедешь, честное комсомольское — поедешь! Ты только побольше кушай, особенно нажимай на молоко, тебе нужно восстановить силы, а трактор никуда не убежит!

В дверях гаража появилась фигура Володи Аас:

— Что поделываете, трактористы?

— Сделали небольшой техремонт, готовимся к уборке. А у тебя что?

— Да вот и мне нужно произвести ремонт мотора, но не с кем, — моим ребятам надоела машина и они отказались от электростанции.

— А Дорохин?

— Что Дорохин? Не будет же он за них работать. Он и так не спит!

— Да нет, почему он не подействует на твоих электриков?

— Он говорил с ними, а они говорят: нам тяжело. Я и сам понимаю, что тяжело, а как быть?

— Распустил ты свои кадры, — старался улыбнуться Миша.

— Так что, может тебе помочь?

Володя радостно ответил:

— Ну, конечно, я же сам не смогу, а освещение ведь не мне одному нужно.

— Добро, пошли к тебе?

Работа на электростанции имела свои особенности. Во-первых, здесь было намного чище, помещение светлое, пахло нефтью и соляркой. Во-вторых, здесь всё выглядело солиднее в техническом оснащении: на стене виднелся ряд рубильников, амперметров, вольтметров. Посреди помещения на массивном фундаменте стоял двигатель — одноцилиндровый дизель-великан с металлической этикеткой «Завод „Победа“, гор. Днепропетровск». «Недалёкий земляк», — подумал я, даже рукой потрогал.

Мы взялись за ключи, отвинтили головку, вытянули поршень, кольца на нём поистёрались и поэтому компрессия была плохая, двигатель коптел, как старый паровоз. Пришлось поставить новые кольца, перечистить все части. Перед ужином начали заводить двигатель. Накалили докрасна металлический шар и при помощи паса начали заводить, нажимая рычаг подачи топлива в форсунку. Пас выскальзывал из рук, но мы упирались ногами и всё сильнее раскачивали маховик.

— Вот это компрессия!

— Нажимай! Ну, ещё р-р-р-аз!

— Нажимай на форсунку!

Двигатель будто понял, чего от него хотят, чихнул раз, второй, потом затараторил гулко и часто.

— Перекрой подачу! — закричал Володя.

Но двигатель уже набрал максимальные обороты, подпрыгивая на фундаменте так, что, казалось, вот-вот полетят крепёжные шпильки и он взлетит к потолку. Аас подскочил к рубильнику, быстрым движением включил один, второй, третий, чтобы дать нагрузку динамо-машине, — свет вспыхнул по всему лагерю. Но этой загрузки было мало, динамо-машина ревела, а двигатель разошёлся вовсю. Лампочки сияли очень ярко, стали излучать белый свет и, вдруг, зашипела и погасла одна, вторая, перегорели контрольная.