Алексей Ивакин - Принимаем огонь на себя!

Сначала тот первый из адекватных вывел одну из медсестричек, потом и остальные, видимо из его группы, стали нас забирать, чтобы вывести.

Рассказывает Алиса: «Пока мы шли, парня несколько раз останавливали с претензией, кто мы такие и где наши документы. На что он говорил «Не трогайте, это со мной». Очень благодарна тому парню, который вывел нас. Он отчаянно выпрашивал у встречающихся по дороге «товарищей-майдаунов» оставить женщин в покое под его ответственность.

Во дворе, буквально за 2 метра до железного забора и выстроившейся милиции к нему снова пристал кто-то с жестким допросом. Допрашивающий был в черном, высокого роста. Угрожал сопровождающему нас. Сопровождающий продолжал защищать. Я быстро вышла. Полагаю, что люди в форме были двух категорий — приезжие с заданием убить и местные одесситы, которые, не понимая всей трагедии происходящего поддались влиянию «Правого сектора», но потом частично раскаялись. Те, «другие», обезумевшие от агрессии, остались на добивание людей» (12).

Я из кабинета вышла с еще одной девочкой, потом ко мне тоже подошел парень сказал: «Бери меня за руку. Не бойся, я тебя выведу. Я одессит». В этот момент я уже перестала о чем-то думать и даже как-то не помню как именно он меня выводил из здания. Помню только, что он мне говорил: «Я одессит, я за Одессу», пытался читать мне какие-то нравоучения. Говорил — «Зачем мол ты с ними?» Я лишь ответила «мы за Одессу». Я шла, ничего и никого не замечая или возможно не желая замечать. Молчала, потому что понимала, если буду говорить то, что думаю — могут и забить. Мы вышли во двор, было уже темно. Я чувствовала мелкие толстые осколки стекла, которые хлюпали с водой в моих туфлях, но никакой боли или порезов я не ощущала. В какой-то момент у меня в кармане зазвонил телефон. Я его не брала. А кто-то вдруг крикнул: «Проверьте у нее телефон». Но «майдановец», выводивший меня, шел, не реагируя на это. Еще во внутреннем дворе я увидела знакомого мужчину из наших. Он как-то метался там во дворе, но тогда его не трогали, видимо не поняли кто он. Мы с ним поравнялись и только сочувственно взглянули друг на друга. И вдруг нас остановил «бандеровец» в камуфляже, не знаю чего он хотел. Потом он вдруг ткнул в мою накидку медсестры и спросил: «Что это? Пусть снимет», кто-то сказал: «Да ладно, пусть проходит, это медсестра». Он меня обошел и вдруг сзади увидел красную надпись «День Победы», спереди было черным написано «Честь имею». Я как-то и не подумала, что нужно было снять и спрятать. «Бандеровец» вдруг заорет: «День победы! Какой День победы?! Победа?!». Это уже был не человек. «Сняяять! Никакой победы!» — орал он в неистовой злобе. Мне начали помогать снимать накидку. Он выхватил ее, а тот, что был со мной, быстро повел меня вперед. Я успела только взглядом попрощаться со встреченным мною «куликовцем». К счастью он остался жив!

Мы подходили к рядам милиции или внутренних войск, не скажу точно. Я увидела девочку, которую вывели вместе со мной из кабинета. Она стояла окруженная «бандеровцами». Они рылись в ее сумке, телефон, как мне показалось, у нее уже забрали. Мы приблизились к молодым ребятам милиционерам или ВВшникам в форме с открытыми шлемами. Я смотрела в их глаза. Думаю, это были срочники (призывники). В их глазах была растерянность, ужас и страх. Они стояли, сделав коридор для выхода из заднего двора здания. За ними сбоку стояли, небольшой группой, другие тоже в форме со шлемами, но уже закрытыми забралами и со щитами. «Майдановец», который меня выводил, попросил ребят пропустить меня, но те стояли не шелохнувшись сдвинув щиты. Он повторил просьбу, но они продолжали тупо стоять. «Майдановец», как мне кажется, очень удивился такому поведению милиционеров или солдат внутренних войск, ВВ-шников, (говорят, что это были переодетые «бандеровцы», а еще говорят, что там были не только одесситы милиционеры или внутренние войска, но и иногородние с центральных областей. По такому их поведению — я склонна верить этому). Наверное, они хотели, чтобы меня провели по коридору из «бандервцев». Но парень решил по-другому. Он, взяв меня сзади, начал пропихивать сквозь эти щиты. Я поняла, что и я должна приложить усилия и сама начала активно протискиваться. Наконец мы прямо таки выдавились через этот ряд милиционеров со щитами. Он провел меня немного дальше. Здесь как-то было спокойнее и народу меньше, видимо все столпились именно там, у заднего выхода, у «их коридора». Сказал: «Все, уходи отсюда», и ушел.

Но в том кабинете, откуда вывели нас, женщин, остались наши мужчины.

Рассказывает Вова: «Я лежал на полу, мои глаза от распыляемого газа, уже практически ничего не видели. Лиц «бандеровских карателей» я не запомнил, видел их как в тумане. Когда мы остались без наших девчонок, они начали нас избивать. Потом нам лили на голову йод [я уверена, что они это делали, чтобы нанести травмы в виде ожогов] и всячески унижали. Йода в кабинете было много. Осталось от наших «медсестричек». Потом несколько «майдаунов» заставили меня подняться и начали вдруг тащить, как я понял к окну, чтобы выбросить из него. Я начал как мог сопротивляться. Они остановились. Начали меня обыскивать. Мой обычный вид одежды [мужчин в камуфляже или черной одежде они жестоко избивали, убивали или волокли, как они выражались, в «штаб» в «плен»], отсутствие «неправильных» документов и георгиевской ленточки, видимо, все таких смогли изменить их решение и они потащили меня на улицу, во внутренний двор здания. Там «бандеровцы» потребовали, чтобы я стал на колени. А я, чтобы не делать этого, просто упал на асфальт. Они начали меня «воодушевлено» пинать ногами, кое-как я добрался до группы наших «пленных куликовцев». Преодолел я и большую лужу всю красную от крови. Вокруг было много крови. У всех, или практически у всех, наших ребят были разбиты головы и лицо, текла кровь. Добравшись до наших, я просто остался лежать на асфальте, весь мокрый, лицом к небу. Я все еще практически ничего не видел.

Потом, видимо, мой израненный вид, окровавленная голова и простая одежда убедили их отпустить меня… Я не помню как, но точно знаю, что сам вышел из ворот этого ада. Меня подобрала скорая и отвезла в больницу. Уже там, в больнице я начал терять сознание. Почти всю ночь, мня возили на разные анализы и осмотры, делали снимки. Не пойму как, но они так и не заметили пулю в моей руке… Я несколько дней находился в больнице. У меня все лицо потемнело, думаю, от газа и вылитого на меня йода. Потом, дома меня таки смогли отмыть от всего этого, а с лица я сам снимал темную пленочку, от попадания йода, наверное. Знакомая врач обнаружила и вынула пулю, по виду пули я понял, что она была выпущена по мне там, в кабинете, из травматического оружия». (14)