Александр Бучин - 170000 километров с Г К Жуковым

Затем мы пролетели над Минском. Весь город, казалось, лежал в развалинах, кроме огромного серого здания - Дома правительства... Трудно было представить себе, что всего три года назад это был процветающий промышленный центр.

Мы летели дальше - к Люблину, в Польшу. Здесь сельские районы выглядели совершенно иначе. По крайней мере внешне казалось, что страна почти не пострадала от войны.

Польские деревни, с их белыми домиками и хорошо ухоженными, богатыми на вид католическими костелами, выглядели нетронутыми. Фронт проходил не очень далеко отсюда, и мы летели низко; дети махали нам руками, когда мы стремительно проносились мимо; на полях паслось гораздо больше скота, чем в тех районах Советского Союза, где побывали немцы; большая часть земли была обработана. Мы приземлились на значительном расстоянии от Люблина, и все деревни, через которые мы затем проехали по ужасно пыльной дороге, оказались почти совершенно такими, какими мы видели их с воздуха, - они выглядели совсем обычно, повсюду было множество скота, а на лугах виднелись тут и там стога сена... Если не считать нескольких сожженных зданий, город, вместе с его замком, дворцом Радзивиллов и многочисленными костелами, остался более или менее невредимым".

Опытный журналист А. Верт рвался установить, как пережили поляки оккупацию. Особенно в сравнении с тем, что он видел в Советском Союзе. Англичанин, разумеется, горел желанием узнать об отношении местного населения к освободителям. "Люди здесь были одеты, пожалуй, лучше, чем в Советском Союзе, - нашел Верт, - однако многие выглядели очень усталыми и истощенными; чувствовалось, что нервы у них крайне напряжены. Полки магазинов были почти пусты, но на базаре продавалось довольно много продуктов. Однако они стоили дорого, и население города говорило о крестьянах с большим раздражением, называя их "кровопийцами"; ходило очень много разговоров о том, как крестьяне "пресмыкались" перед немцами; достаточно было немецкому солдату появиться в польской деревне, как перепуганные крестьяне сразу тащили ему жареных цыплят, масло, яйца, сметану... Советские солдаты получили строгий приказ платить буквально за все, но крестьяне решительно не желали продавать что-либо за рубли".

Красная Армия - освободительница тщательно следила за тем, чтобы имуществу поляков, упаси Бог, не наносилось ущерба. Как же, вступили в братскую славянскую страну! Войска неукоснительно руководствовались приказом Ставки Верховного Главнокомандования от 9 августа 1944 года:

"Не считать трофеями и запретить изымать на территории Польши у частных владельцев, кооперативных организаций, промышленных предприятий и у городских властей какое бы то ни было принадлежащее им имущество, оборудование и транспорт". Это положение распространялось на немецкие склады с "награбленным у польского населения" имуществом, которое толковалось очень широко продовольствие, медикаменты, гурты скота, строительные материалы, транспорт, заводское оборудование и т. д. Составители приказа совершенно упускали из виду, что генерал-губернаторство изобиловало интендантскими складами, питавшими Восточный фронт, куда свозилось потребное для питания вермахта со всей Европы. Коротко говоря, Польша была тылом, базой обслуживания немецких армий, воевавших против нас.

Ставка не входила в истинное положение вещей, а предписывала обнаруженные склады и прочее имущество "брать под охрану и передавать по акту органам польской власти". Больше того, "в тех случаях, когда на территории Польши польские владельцы поместий, производственных предприятий и торговых заведений отсутствуют (в том числе и в связи с бегством этих лиц с отступившими немецкими войсками), принадлежащее им и оставленное на месте имущество (зерно и другое продовольствие, скот, готовая продукция, оборудование и сырье, продукция предприятий и т. д.) надлежит немедленно брать под охрану и передавать по актам органам польской власти". Нарушителей ждало строжайшее наказание, вплоть "до предания суду военного трибунала всех лиц, независимо от звания и должностного положения". Подписано: Сталин.

Приказ был доведен до сведения офицерского состава, старшин, и, естественно, охотников нарушать его не находилось.

Благородные цели войны диктовали поведение, исполненное благородства, Красной Армии, вступавшей в Европу, пусть пока на ее задворки, каковыми Запад считал восточную Польшу.

А. Б.: Я бы сказал - рыцарское, и не боюсь этого слова. 27-летний младший лейтенант Саша Бучин, во всяком случае, меньше не думал о своих боевых товарищах и себе. Он приготовился к встрече с "заграницей". Оглядел себя в зеркале: фуражка с черным околышем и погоны с эмблемой - танки свидетельствовали о его принадлежности к танкистам. Это не было его изобретением, органы обожали маскировать тех, кто проходил по их списочному составу. Посему водитель превратился в "танкиста". Диагоналевые бриджи, отглаженная гимнастерка х/б, естественно, б/у, терпимо изношенная. Начищенные сверх меры кирзовые сапоги. Младший лейтенант остался доволен и широко улыбнулся своему отражению в зеркале. Освободитель!

Щеголеватый "офицерский" вид (вот только "кирза" на ногах подводила) приобрести было не очень сложно - спецпоезд переместился в Хелм, сразу за советско-польской границей. До линии фронта было не очень далеко, так что концы в поездках были невелики и по сухому летнему времени неутомительны. Почти сразу пришлось расстаться с представлением о том, что все на освобожденной заграничной земле готовы по-братски обнять нас и прижать к груди. Мой бравый, отутюженный и нарядный (в собственных глазах!) вид никого не удивлял и не трогал, местные жители в массе были одеты много лучше. В лесах около Хелма стали находить предательски убитых наших бойцов и командиров. Политработники не упустили случая объяснить, что это вылазки "отдельных" вражеских элементов. Малопонятно, особенно в районе, где ощущался смрад от дыма из труб крематориев немецкого лагеря уничтожения Майданек, что в трех километрах от Люблина. Среди полутора миллионов жертв нацистских палачей были и поляки, хотя в персонале лагеря, как показали судебные процессы, попадались также поляки.

Далеко не все, видимо, в Польше понимали, что фашисты готовили одну судьбу для всех славян - быть рабами, непокорных ждал крематорий. Жуков сразу после взятия Люблина съездил в Майданек. Я был в отлучке, и маршала отвез в лагерь вместе с Лидой Захаровой один из наших водителей - Витя Давыдов. Лида рассказывала мне, что Георгий Константинович был потрясен до глубины души немецкими зверствами. Сама она не могла без слез говорить об увиденном. Улучив время, я с ребятами отправился в Майданек.