Самуил Зархий - Наркомпуть Ф. Дзержинский

Беседа наркома с бывшим начальником дороги затянулась надолго. Прощаясь с ним, Феликс Эдмундович предложил:

— После сдачи дел в Сибздраве получите проездные документы и направление в НКПС к инженеру Борисову — Главному начальнику путей сообщения. Свое мнение я ему сообщу.

Когда посетитель ушел, нарком взял листок бумаги, на котором его рукой было написано: «Запиской по прямому. Москва». Это были указания, которые он собирался передать своему секретарю по прямому проводу в наркомат. Их было четыре. Карандашом он дописал пятое о враче-инженере, заведующем курортным отделом Сибздрава:

«…Его стаж — кончил Рижский политехинститут, Юрьевский медицинский факультет, институт путей сообщения в Лондоне, два года в Америке на заводе Гугенгейма, восемь лет на Канадской Тихоокеанской дороге. В начале 18 года назначен Невским начальником Западно-Уральской и Самаро-Златоустовской. За слишком жесткую линию конфликта довели до ареста его по постановлению Уралобластсовета. Затем идет его скитание. Впечатление производит самое благоприятное, как энергичный честный, исполняющий свой долг человек…».

Написав это, Дзержинский подумал: «Впечатление он производит хорошее, но этого, конечно, мало, чтобы назначить его на ответственный пост. Надо раньше убедиться — добросовестно ли он работал начальником дорог и при каких обстоятельствах ушел?»

И нарком дописал: «Прошу срочно собрать о нем сведения у Невского, Белякова, Белобородова и других и сообщить мне. Во всяком случае, направляю его в Москву к ЦН и в коллегию для личного с ним знакомства».

Дзержинский уже заканчивал свою запись, когда Благонравов, стоявший у окна, сказал:

— Феликс Эдмундович, к вам идет временный редактор «Сибирского гудка».

Дзержинский благожелательно вглядывался в лицо единственного сотрудника редакции.

— Вас, вероятно, интересует мое мнение о первых номерах газеты? Но говорить об этом рановато. Я знаю, в каких условиях вы ее выпускаете и уже дал телеграмму в Москву, чтобы срочно выслали ответственного редактора. Читал также в «Рабочем пути» заметку, в которой выругали «Сибирский гудок» за неграмотность. Ошибок в нашей газете, действительно, очень много.

— Феликс Эдмундович, — оправдывался сотрудник, — я один и физически не могу со всей работой управиться. Корректоров нет и мне, помимо всего, приходится самому вычитывать гранки. После верстки успеваю только один раз прочитать и вот…

— Лично вас я не упрекаю, но согласитесь, что мы не имеем права выпускать неграмотную газету. У нас немало железнодорожников учатся читать по газете. А чему мы их научим? Я поговорю с секретарем губкома партии, чтобы «Рабочий путь» помог вам своими корректорами. Это нетрудно сделать. Гораздо труднее добиться, чтобы наша газета точно била в цель, помогла нам выполнить задание Республики. Главное назначение «Сибирского гудка» — пробудить сознание всей массы сибирских железнодорожников, и, если смотреть правде в глаза, то многие из них еще инертны, равнодушны, еще полностью не прониклись сознанием своей исторической роли.

— Хорошо, если бы вы написали статью в «Сибирский гудок», — попросил редактор. — Это имело бы большое значение и для авторитета новой газеты среди транспортников.

Нарком отрицательно покачал головой.

— У меня нет сейчас такой возможности. Если хотите, напечатайте в газете беседу со мной по важнейшим текущим вопросам.

— Очень хочу. Когда можно было бы побеседовать?

— Хоть сейчас. Чго именно интересует газету?

— Прежде всего, ваши впечатления о дорогах Сибири?

— Впечатления? Скажу прямо — безотрадные. Сибирский транспорт я застал в состоянии полнейшего хаоса, полнейшего развала. Посудите сами, — пояснил нарком. — Наша экспедиция приехала наблюдать за перевозками, помогать их ускорению. А нам пришлось заняться первоначалоными подсчетами, сколько чего нужно для перевозок, откуда взять недостающие паровозы, как распределить вагоны, каким путем увеличить ремонт подвижного состава, и так далее. Даже связь в округе пришлось нам самим налаживать.

Дзержинский подробно указал пути преодоления огромных трудностей, которые испытывал сибирский транспорт. Он отметил, что общими усилиями уже удалось несколько улучшить положение, но январь был почти потерян.

Беседу с корреспондентом закончил такими словами:

— Положение с транспортом весьма и весьма тяжелое. Но это вовсе не значит, что железнодорожники Сибири не сумеют справиться с поставленными перед ними задачами. Об этом не может быть и речи! Так прямо и напечатайте в газете.

Голос народного комиссара зазвучал еще более твердо и уверенно:

— Мы безусловно справимся, мы вывезем отсюда и семена, и продовольствие. И вместе с тем будем учиться на своих ошибках, чтобы больше их не повторять.

Когда сотрудник редакции ушел, Дзержинский показал Благонравову сообщение из Новониколаевска о том, что Грунин заболел и слег в постель. Температура высокая, возможно тиф.

— Меня очень беспокоит болезнь Грунина, — озабоченно заметил Феликс Эдмундович. — Я вчера телеграфировал Павлуновскому, попросил его обеспечить уход и лечение, срочно передать мне диагноз врача. Но ответа все нет и нет…

— А по какому адресу вы послали телеграмму?

— Новониколаевск, Полномочное представительство ВЧК.

— В представительстве почти никого не осталось, Феликс Эдмундович. Когда вы назначили Павлуновского руководителем сибирской «Пятерки по содействию транспорту», он переселился в помещение Сибревкома. Большинство ответственных чекистов тоже отсутствует — по вашему указанию они выехали продвигать хлебные маршруты. Телеграмму лучше бы направить в линейную транспортную ЧК Иванову для срочной передачи Павлуновскому. Это будет куда вернее.

— Хорошо. Тогда подождите, Георгий Иванович. Я напишу несколько слов, а вам все равно проходить мимо телеграфа — сдадите.

Выйдя из вагона, Благонравов прочитал строки, торопливо написанные наркомом:

«Н. Николаевск ЛТЧК Иванову

для немедленной передачи ППВЧК Павлуновскому.

Болезнь Грунина сильно нас беспокоит. Прошу всесторонне выяснить с врачом необходимо ли оставить лечиться в Н. Николаевске или лучше и возможно ли увезти в Москву.

Прошу обеспечить постоянной врачебной помощью и уходом. Все издержки покрыть из моей кассы. Если потребуется, пришлю деньги. Прошу срочного ответа.

С любовью подумал Благонравов о Феликсе Эдмундовиче, которого он обожал и на которого старался походить даже внешним обликом. Чекисты-транспортники добродушно улыбались, подметив эту слабость своего начальника, носившего такую же кавалерийскую шинель, как Дзержинский, такую же солдатскую гимнастерку, подпоясанную широким ремнем, и брюки, заправленные в сапоги. Даже бородку он отрастил себе клинышком «под Дзержинского».