Илиодор - Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)

4. Много хлопот пришлось Столыпину принять на себя из-за знаменитой андреевской «Анатэмы», протопоповских «Черных воронов», и по поводу панихид в Саратове по артистке Комиссаржевской.

Гермоген, как известно всей читающей газеты России, был против «Анатэмы», «Черных воронов» и торжественных панихид по несчастной актрисе.

Столыпин же, действуя через Синод, разрешал к постановке на театральной сцене и «Анатэму» и «Черных воронов».

Завязывалась во всех этих случаях жестокая борьба между Гермогеном, с одной стороны, и Синодом со Столыпиным – с другой.

Гермоген во всех случаях вышел победителем.

Общественное мнение, конечно, не знало истинного основания Гермогенова могущества. Оно наивно полагало, что победу одержал сам Гермоген. Нет. Одержал победу «старец» Распутин.

В то время, когда на «военном поле» пред взорами публики стоял Синод со Столыпиным против Гермогена, Распутин стоял за Гермогеном, заставляя царя давать приказы о запрещении «Анатэмы» и «Черных воронов».

Если кому желательно проверить это, тот пусть пересмотрит за то время архивы телеграфных контор: Царскосельской, Покровской, петербургских и саратовских. Там он непременно найдет много телеграмм, неоспоримо доказывающих, что «Анатэма», «Черные вороны» и актриса, умершая черною смертью в Туркестанском крае, провалились благодаря исключительно непоборимой силе «старца» и «пророка» русского двора.

5. Епископ Феофан, просвещенный аскет, ввел «старца» во дворцы. Несколько лет дружил с ним. Оказывал ему послушание даже прямо-таки до глупости: спрашивал у Григория, какого цвета, например, носки покупать.

«Старец» щедро платил за дружбу Феофану. Он возвел его в епископы, сделал ректором первой духовной академии и царским духовником. Духовником Феофан был два года…

Но всему бывает конец. Пришел конец и дружбе Феофана с Григорием. Съездил Феофан к Григорию в Покровское и что-то там заметил неладное… Охладел к Григорию.

Архиепископ Феофан (в миру Василий Дмитриевич Быстров) – епископ Русской Православной Церкви за границей, духовник царской семьи

Ольга Владимировна Лохтина, объясняя этот важный факт, плетет в своих дневниках какую-то чепуху о каких-то сапогах, которые Григорий купил в Петербурге для царя: царю они не подошли, малыми оказались, и «отец Григорий» принес их Феофану, заставил надевать, а Феофан возгордился, отказался принять сапоги, и Бог его наказал: Он, Бог, отвратил сердце его от старца и пророка, о. Григория…

Так объясняет причину охлаждения Феофана к «старцу» несчастная генеральша.

Дело же обстояло гораздо проще… Феофан в Покровском кое-что заметил, потом, по приезде в Петербург, исповедовал девиц и дам, которых «блаженный» «освящал». Поисповедывал, и в него вселился бес ненависти к Григорию…

Как человек богобоязненный и честный, Феофан пошел против Григория… Пришел и во дворец, к императрице, и заговорил ей о «подвигах» старца и о том, что нужно его удалить от двора и посадить в Покровскую клетку.

Императрица – не дура – на удочку Феофанову не пошла. Она, по словам Григория, затопала на него ногами, а когда он начал ей объяснять, что он пришел к ней с речами о Распутине по долгу священства и духовника ее, то она указала ему на дверь, объяснив, что если он добровольно не выйдет, то она прикажет своим слугам его вывести…

Феофан, понятно, ушел… Об этом изгнании он писал мне краткое письмо во Флорищеву пустынь, прося меня не снимать сана, так как Господь скоро-скоро покарает «сосуд беззакония» – «блаженного подвижника» Распутина. Феофан был изгнан из академии, послан в Таврическую епархию, потом в Астраханскую, потом в Полтавскую…

А «старец», встречаясь после со мною, всегда говорил о нем так: «Сгниет, проклятый! Сгниет! Живым сгниет! Закрылась лазутка! Закрылась навсегда!»

– Да разве так можно про епископа говорить? – возмущался я.

– А он чего грязью хотел забросать меня? Не забросал, а сам в болоте утонул!

6. Во время ссылки Гермогена в Жировицкий монастырь, а меня во Флорищеву пустынь в Синоде заседали митрополиты: Московский Владимир, Киевский Флавиан; архиепископы: Тверской Серафим, Волынский Антоний, Финляндский Сергий, Одесский Назарий и Никон, бывший Вологодский. Все они очень старались исполнить волю Николая и Александры, хорошо зная, что эти последние, как читатель увидит ясно из последней главы, гнали нас исключительно за обличение своего пророка Распутина.

Вскоре все эти епископы получили от Николая и Александры награды, но не разом, а так, один за другим, чрез небольшие промежутки времени.

Владимир получил «благоволение», Флавиан – свечу для предношения во время священнослужения, Антоний – постоянного члена Синода, Сергий – бриллиантовый крест на клобук, Назарий – орден Св. Александра Невского, Серафим – сан архиепископа, Никон – сан архиепископа.

Кажется, что в истории русской Церкви синодального периода не было еще такого случая, чтобы все члены Синода какой-либо сессии получили награду в одно время.

Не было, но он произошел. Странно, но стоит только заглянуть в знаменитые дневники О. В. Лохтиной, записывавшей каждое слово, каждый шаг о. Григория – Бога Саваофа, как вся мудреная задача о наградах владыкам, услужливо запрятавшим в темницы изобличителей «святого черта», сама собою разрешается. Именно в дневниках есть такое письмо «старца»: «Миленькаи папа и мама! Вот миленькие владыки как беса-то поразили. Бунтовщиков Помазанника Божьяго покарали. Оно и правильно. Теперя нужно их поласкать. Награду им. Только не сразу всем, а так одному, а опосля другому, а то собаки Гермоген и Илиодорка лаять будут. Да, нужно. Это пишу я, Григорий. Да. За подвиг надо ласкать. Григорий».

7. В высшей степени причудлива карьера епископа Тобольского Варнавы[17]. Он – мужичок. Каргопольский огородник. Ничем особенным не отличается.

В 1907 году в феврале месяце в квартире врача А. И. Дубровина поручик Иванов говорил мне про этого человека так: «Вот, батюшка, есть архимандрит Варнава, настоятель монастыря около Москвы. Знаете его? Ну и жулик же он. Только и знает, что ездит в Питер и трется в салонах. Я знаю его, был у него в кельях. Смотришь, все как будто по-монашески… А потом открывает под иконами шкафчик, а там всякая всячина: коньяк, ромок, рябиновочка, первосортная водочка, семга, разный балычок и колбаска… Пригласил меня и товарища, и мы вместе с ним здорово-таки дернули…»

Пошли дни за днями, месяцы за месяцами.

Я забыл архимандрита Варнаву. Мало ли каких монахов не бывает? Нашел поручик чем удивить меня! Я еще похлеще знавал молодцов и знаю.