София Старкина - Велимир Хлебников

Хлебников нередко испытывал творческие кризисы, так было и по окончании работы над «Детьми Выдры». Несколькими месяцами позже он жалуется Крученых: «Я ничего не могу писать: „Дети Выдры“ было вырванным с корнями дубом творчества. Пусто. У меня все в прошлом».[56]

Это может показаться странным, так как внешними событиями его жизнь насыщена как никогда. В начале 1913 года Хлебников переезжает из Москвы в Петербург. Там штаб-квартирой «будетлян» становится дом Михаила Матюшина и Елены Гуро на Песочной, 10. Это был маленький деревянный домик на Петроградской стороне, тихой отдаленной окраине города. Квартира Матюшиных находилась на втором этаже, и у многих, поднимавшихся по шаткой лесенке, возникало ощущение, как пишет Б. Лившиц, что земное притяжение там ослаблено и находишься не то на Луне, не то где-то еще в космическом пространстве, но никак не на Земле. Во многом это ощущение возникало из-за хозяйки дома. Елене Гуро оставалось жить всего несколько месяцев. Она была больна лейкемией и знала это. И Хлебников, и Каменский, и Крученых относились к ней с большой нежностью. После выхода книги Гуро «Осенний сон», открывавшейся посвящением: «Отдаю эту книгу тем, кто понимает и кто не гонит», Хлебников писал ей: «В „Осеннем сне“ слышится что-то очень знакомое, многочисленные верблюжата, долговязые чудаки… рисунок юноши-призрака, тонкого, как хлыст, украшает книгу. Я принадлежу к числу понимающих ее и кто не гонит? Она дорога тем людям, кто увидит в ней водополье жизни, залившей словесность, и прочтет знаки дорогого».

В свою очередь и Елена Гуро с большой симпатией относилась к Хлебникову. В ее произведениях часто возникает образ бедного рыцаря, поэта, и там мы без труда узнаем образ Велимира Хлебникова:

«Наконец-то поэта, создателя миров, приютили. Конечно, понимавшие его, не презиравшие дыбом волос и диких свирепых голубых глазищ. С утра художники ушли, а вечером застали его бледным. Весь дрожал и супился. Забыл поесть и не нашел целый день, со свирепыми глазами и прической лешего. Случайно узнали и хохотали:

— Да, не ел! Забыл поесть, — ну, малый! Дрожит, как курица, согнувшись и живот в себя вобравши.

Меж палитрами консервы оказались. Колбасы купили с заднего крыльца лавочки.

Был час ночи. Купили и вернулись. После дрыхли наповал.

Рассвет шалил. Вода замерзла в чашке. Все выспались. Один поэт озябнул. Потому что одеяла ком на плечах и ком на пятках оказался, а спина довольствовалась воздухом. И Нормы провещали ему:

— Не быть тебе угретым, поэт, — хотя бы имел два теплых одеяла, тьму знакомых и семь теток, не быть, не быть тебе ни сытым, ни угретым.

Я боюсь за тебя. Слишком ты сродни пушистому ростку земляники, вылезающему из земли. И неспроста ты целуешь котят между ушками.

Я боюсь, как бы тебя не обидели люди».[57]

В июне, после смерти Елены Гуро, Хлебников пишет Матюшину сочувственное письмо, где говорит, что образ Елены Генриховны многими нитями связан с ним. Впрочем, не у всех футуристов экзальтированность Елены Гуро находила сочувственный отклик. Бенедикт Лившиц, например, не смог найти с нею общий язык. Ему показалось, что она наглухо замкнулась в себе, точно владела ключом к загадкам мира и с этой высоты взирала на «суемудрое копошенье» и Лившица, и всех остальных.

Экзальтированность, тяга к мистическим переживаниям сказались у Елены Гуро и в том, что она выдумала себе несуществующего сына, писала для него стихи, писала его портреты, вела с ним разговоры. Многие — даже близкие ей люди, в том числе Василий Каменский, поверили этой мистификации и думали, что у Елены Гуро действительно умер сын.[58]

Муж Елены Гуро Михаил Матюшин, талантливый художник и музыкант, являлся организатором футуристов в Петербурге. В его издательстве «Журавль» вышли «Садки судей» I и II, посвященный памяти Елены Гуро сборник «Трое», «Рыкающий Парнас», где была напечатана сверхповесть Хлебникова «Дети Выдры».

В Петербурге представители левых течений действовали не менее активно, чем в Москве, но, возможно, не так шумно. Под руководством Матюшина еще в 1909 году было создано общество художников «Союз молодежи», однако вскоре там, как и в «Бубновом валете», произошел раскол, и Матюшин с группой единомышленников вышел из состава общества. В конце 1912 года Матюшин снова вернулся в «Союз молодежи». Члены «Союза» устроили несколько выставок в Петербурге. Критики отмечали, что это более умеренное крыло новых художников.

Для пропаганды новейших течений в живописи члены «Союза молодежи» стали выпускать сборник с таким же названием. В первом номере была опубликована программная статья Владимира Маркова «Принципы нового искусства». Издавал сборники меценат, ставший во главе «Союза», Левкий Иванович Жевержеев. К третьему номеру Матюшин помирился со своими прежними товарищами, и решено было издавать сборник совместно с группой «поэтов-будетлян». Эта книга вышла в марте 1913 года. В предисловии провозглашалось, что настало время совместного труда живописи и поэзии для единения и выявления их ценных различий. Эта идея была очень близка Хлебникову. В одной из своих статей он скажет: «Хочу, чтобы слово смело пошло за живописью…» В другой статье, озаглавленной «Художники мира!» (это обращение к художникам), Хлебников говорит, что нашел достойную задачу, которая сможет объединить «художников кисти» и «художников мысли». Эта задача — создание мирового, научно построенного языка. Мыслители должны создать «азбуку понятий», а художники — придумать для них письменные знаки.

Такую «азбуку понятий» Хлебников создавал всю жизнь, и в 1919 году у него уже кое-что начало получаться. Он заметил несколько вещей: во-первых, очень часто в слове первая согласная «приказывает» всем остальным, определяет смысл слова; во-вторых, слова, начатые одной и той же согласной, нередко имеют что-то общее в своем значении; в-третьих, это общее значение можно обнаружить и в других языках. Например, «в» на всех языках значит вращение одной точки кругом другой, или по целому кругу, или по части его, дуге, вверх и назад. Отсюда вир, вол, ворот, вьюга, вихрь, санскритское слово «вритти», поэтому «в» можно изобразить в виде круга и точки в нем. Или другой пример: сравним слова: хата, хижина, халупа, хутор, храм, хранилище. Мы видим, что значение «х» — «черта преграды между точкой и движущейся к ней другой точкой» (постройки, начатые с «х», защищают точку человека от враждебной точки непогоды, холода или врагов). Кроме того, «хата» значит «хата» и по-египетски. Поэтому «х» можно изобразить как сочетание двух черт и точки (черта отделяет точку от другой черты). Такие письменные знаки будут понятны всем народам земли.