Сара Корбетт - Дом в небе

– Кажется, у нас проблема, – сказал Абди по-английски.

Из-за фургона выскочили другие бандиты, окружили нашу машину. Всего двенадцать человек.

У меня промелькнула надежда, что это ограбление, что они быстро заберут наши вещи и смоются.

Кто-то открыл багажную дверь – в прохладную капсулу кондиционированного салона хлынула жара. Они кричали что-то на сомали. Абди и двоих других вытащили с переднего сиденья и швырнули в канаву у дороги. Потом вышел Найджел. Человек в платке рявкнул что-то мне в лицо. Пот стекал с его лба на платок. Он был молодой. Я подняла руки – как миллион раз видела в фильмах – и вылезла из машины под слепящее солнце.

Неужели все это происходит на самом деле? Не может быть!

Потом краем глаза я заметила женщину, скользнувшую за поворот, как привидение. Она почти бежала, пригнув голову, притворяясь, что не видит нас. Я начала догадываться, что все происходящее – правда. Меня толкнули в спину – и я полетела в канаву. Сначала упала на колени, а потом лицом в песок. Рядом лежал Найджел и остальные.

Стало тихо. Они обыскивали нашу машину. Скосив глаза, я увидела у своей головы дуло автомата и почувствовала, как жуткое спокойствие парализует мой мозг и тело. Они нас сейчас расстреляют, это точно.

Бандиты схватили нас и подняли на ноги. Абди, Найджела и меня снова загнали в машину. Один бандит перетряхивал рюкзак Найджела. «Наверное, все-таки ограбление, – подумала я. – Они заберут наши шмотки, а нас отпустят».

Потом трое бандитов уселись впереди. Мы вчетвером – я, Найджел, Абди и еще один тип – сзади. Остальные влезли в багажник. Не знаю, куда подевались наш водитель и начальник охраны, но все прочие, кажется, набились в «мицубиси», поглощая из воздуха остатки кислорода. Резко несло потом и страхом. У моих ног стоял мой рюкзак, где лежал дорогущий фотоаппарат. Почему они не требуют деньги? Бандит за рулем повернул ключ зажигания, заработал двигатель. «Судзуки» развернулся и поехал впереди, а мы – следом. Пару минут мы тряслись на дороге, а потом резко повернули вправо, на почти невидимую колею в песке.

Черт. Меня охватила паника. Нас везут куда-то в глушь. «Мицубиси» карабкался по красным холмам, поросшим кустарником, скакал по бездорожью, по колючкам уже безо всякой колеи. Нас швыряло из стороны в сторону, мы бились головами и плечами. С каждой минутой я все отчетливее понимала, что мы едем в такое место, где никому не придет в голову нас искать. Я обливалась потом под своей абайей. Мокрые джинсы облепили мне ноги.

– Абди, – сказала я высоким дрожащим голосом, – что происходит?

– Молчать! – рявкнул один из бандитов на переднем сиденье.

Я отметила, что он говорит по-английски.

Отчаянно желая услышать слова поддержки, я попробовала еще раз.

– Что происходит, Абди? – Я почти визжала. – Все будет хорошо? Скажите мне! Все в порядке?

– Тихо, – прошептал Абди со злостью.

Ничего себе поддержка. Он, похоже, напуган не меньше моего.

Я вспомнила, что в рюкзаке лежит мой телефон. У меня есть номер Аджуса. Но как мне достать телефон? И что я ему скажу? Я обернулась и увидела направленный на меня ствол, а за ним ребенка, который держал автомат. Платок упал с его лица. У него были круглые детские щеки и ужас в глазах. Он судорожно цеплялся за оружие, словно впервые держал его в руках. Ему, наверное, было не больше четырнадцати лет.

Человек на переднем сиденье что-то сказал, поднимая руку. Абди перевел. Ну конечно, они требуют отдать им наши телефоны. Сердце у меня в груди упало. Я отдала свой телефон, то же сделал Абди. Телефон Найджела был у него в рюкзаке, который они уже забрали. Я смотрела, как бандит вытаскивает из телефонов аккумуляторы.

Потом обе машины остановились посреди пустыни. Водитель «судзуки» вышел и открыл дверь с моей стороны. Он был в гражданской одежде и черно-белом платке, закрывающем голову и плечи, но его чисто выбритое лицо оставалось открытым. С виду ему было лет двадцать пять. Он наклонился, внимательно посмотрел на меня и сказал по-английски – приветливо, будто метрдотель на пороге ресторана.

– Здравствуйте!

У него были густые ресницы и торчащие вперед верхние зубы. Найджел его не заинтересовал.

– Меня зовут Ахмед. – У него вышло «Ок-мед». – Идемте со мной, пожалуйста. – Он поманил меня к себе. Меня одну.

Нас разлучили. Я даже не оглянулась, чтобы посмотреть на Найджела, боясь, что выдам свою панику. Я одна, а их шестнадцать. Теперь меня разлучают с моим единственным союзником. Я должна делать вид, что мне все равно.

Ахмед усадил меня на заднее сиденье «судзуки». Рядом сел второй бандит в маске. Позади были двое с автоматами. Мы снова рванули вперед, поднимая вокруг песчаную бурю.

Что там я учила о том, как нужно разговаривать с бандитами, чтобы остаться в живых? Как воззвать к совести плохих парней, напомнить им, что ты человек? У меня появилась идея. Надо обращаться к Ахмеду. Он как раз обернулся и смотрел на меня с улыбкой – как рыбак, поймавший на удочку какую-то крупную рыбу.

Собрав остатки выдержки, я заговорила. Я назвала свое имя, сказала, что я из Канады, из страны, где живет много сомалийцев. Объяснила, что я журналист и мы ехали в лагерь беженцев, чтобы сделать репортаж и помочь людям в других странах больше узнать о Сомали. «Я успела полюбить Сомали, – говорила я, – здесь потрясающе красиво». Я старалась говорить со всей искренностью, на которую была способна, осторожно обходя вопросы политики. Первый раз в жизни я радовалась, что работала в иранской телекомпании, потому что мистер Надьяфи показал мне, как выворачивать слова, чтобы они звучали по-мусульмански. «Мне очень грустно, – сказала я Ахмеду, – что ваша страна оккупирована». Под оккупацией я имела в виду присутствие в Сомали эфиопских, угандийских солдат, христиан и вообще иностранцев. И прибавила, что работала на исламском телевидении в Багдаде.

Рядом со мной сидел человек, закутанный в алый платок, и зыркал на меня сквозь узкую щелку. Потом я узнала, что его зовут Али. Если Ахмед был дружелюбен, держался почти на равных, то этот – судя по глазам – был злой и подлый.

– Ты христианка? – спросил он с сильным акцентом.

Это был непростой вопрос. Из опыта путешествий я знала, что мусульмане лучше относятся к верующим – будь то христианин или иудей, – чем к атеистам.

– Да, – ответила я, – но я глубоко уважаю ислам. – И замолчала, ожидая реакции.

Ахмед снова улыбнулся, что показалось мне обнадеживающим.

– Сестра, – сказал он, – не волнуйся, с тобой ничего не случится. Здесь нет проблем. Иншалла. – Он хотел сказать: на все воля Аллаха. – Мы воины армии ислама. Наш командир хочет задать вам кое-какие вопросы. Мы везем вас на базу. У нас есть подозрение, что вы шпионы.